Всхлипнув, гопник схватился за грудь и выбыл из схватки. А я, развернувшись, сделал два шага назад, становясь спиной к забору института.
Тот, который выскочил мне навстречу, подходил справа. Слева встал небольшой крепыш в плоской кепке а-ля привет с Кавказа.
Удивляло, что гопники полезли ко мне, несмотря на то, что было ещё довольно светло, видно, очень бухнуть приспичило, а денег нет.
Оглядевшись по сторонам, я подхватил лежавший рядом со мной камень и приготовился к драке. И тут из КПП института выскочил дежурный прапорщик и с ним курсант второго курса.
— А ну, разошлись, падлы! — прапорщик был боевой, на правой стороне его кителя висели орденские колодки, а на ремне к боку прилегала кобура с пистолетом.
Увидев мою подмогу, гопники подхватили своего дружка и побежали в сторону дворов многоэтажек.
— Спасибо, Семёныч!
— Спасибо на хлеб не намажешь, — улыбнулся прапорщик, которого я хорошо знал по нашим совместным занятиям рукопашным боем.
— А ты чего на них смотрел? В спортзале покруче смотришься.
— Да жалко было бутылок, бросать не хотел, а с одной рукой много не навоюешь, — отшутился я.
Поднявшись на свой этаж, хотелось поскорее накрыть на стол и подкрепиться, желудок уже начал отбивать тамтамы, но к двери мне подойти не дали. Из комнаты поварёшек высунула голову самая бойкая из них, Танька, невысокая, темноволосая, с красивой грудью, симпатичной мордашкой, пухлыми губками и наглыми карими глазами.
— О, лейтенантик, куда спешишь? — У Таньки был удивительно развит нюх на алкоголь. Вот и сейчас её ноздри раздулись, а глаза загорелись от вида моей авоськи.
— На ловца ты уже прибежал! — Высунувшись полностью из дверей, она выхватила из моей руки сетку, — заходи к нам, у нас целая кастрюля жаренной курицы.
— А хлеб есть? — уточнил, понимая бесполезность своего вопроса, алкоголь всё равно не вернуть.
— И хлеб, и к хлебу! И кое-что ещё! О чём не говорят, чему не учат в школе! — довольная, что ей не оказали серьёзного сопротивления, Танька затащила меня к ним в комнату.
Нас собралось человек двенадцать. Девчонки отмечали окончание практики и прощались с институтом, а заодно и с нами, теми, кто ещё не успел покинуть его стены.
Накурили так, что можно было вешать топор. Пили, ели, принесли гитару — пели.
Приятно вспомнить молодость, а то в той жизни последние десять лет давление зашкаливало, пить бросил. Ну и девять месяцев просыпаться в шесть часов утра от крика старшины: «Курс, подъём!» тоже хорошего мало.
Так что я расслабился и получал удовольствие. Жаль, что на гитаре я играть так и не научился, но вот петь любил и часто это делал в караоке, которого ещё нет.
У Володи, курсанта четвёртого юридического курса, оказался тонкий слух, и когда я попросил подыграть мне напев мотив романса «Гори, гори, моя звезда», он сразу подхватил мелодию.
Собравшаяся компания бурно отреагировала на нашу импровизацию, и я вспомнил ещё один мой любимый романс:
— Гусарская рулетка — жестокая игра,
Гусарская рулетка — дожить бы до утра.
Так выпьем без остатка
За всех шампань со льда.
Ставки сделаны, ставки сделаны,
Ставки сделаны, господа. Ставки сделаны, ставки сделаны,
Ставки сделаны, господа…
Танька, уже изрядно подвыпившая, пустила слезу, а потом решительно села ко мне на колени:
— Девки, сегодня Юрчик мой, и чтобы ни одна падла на него не претендовала.
— Танюшка, а меня спросить не хочешь? — попытался я спихнуть с себя её упругий зад.
— Нет! Не хочу! Ты, Юрчик, попал в мои крепкие и нежные объятия, а мне отказывать нельзя! — категорично заявила она и, прижавшись ко мне своей крепкой грудью, поцеловала меня в губы, запуская свою шаловливую ручку в мои штаны.
Молодость отреагировала соответствующим образом, и у меня пропала воля к сопротивлению.
***
Утром я проснулся с лёгкой головной болью. Всё-таки даже молодой организм не всегда может выдержать адской смеси из водки, вина, портвейна и пива. Хорошо хоть проснулся в своей комнате, а рядом, закинув одну ногу на меня, сопела Танька. Посмотрел на часы — уже было десять утра. Стараясь не шуметь, встал с кровати, натянул трико и пошёл принимать душ. Вернувшись, посмотрел на сладко спящую девушку и не стал её будить.
Сделал зарядку. Собрался и поехал на поиски ветерана.
Глава 14
Ветеран СМЕРШа.
Найти Юрия Петровича Лисицына в многомиллионной Москве оказалось на удивление не сложно. Я не стал изобретать велосипед и попросту поехал в адресно-справочное бюро. Поразительно, но людей с фамилией Капустин было всего семьдесят три, а в Кунцевском районе их вообще проживало восемь человек. А когда я уточнил, что меня интересует Рабочий посёлок и прилегающие улицы, то в списке осталось только двое(!).
Ломиться к Капустиным я не стал. Поднявшись на второй этаж немецкого дома по улице Академика Павлова, где и проживал первый из Капустиных, я нажал на звонок соседней двери. Открыла мне дверь высокая приятная женщина лет шестидесяти.
— Добрый день, скажите пожалуйста, Юрий Петрович здесь живёт?
— Юрий Петрович? Лисицын?
Мне ничего не оставалось, как только кивнуть головой. Сто процентное попадание! С первого раза в яблочко! Мне и раньше говорили, что я везунчик, а я всё сомневался. Теперь и фамилию ветерана узнал!
— У него квартира номер девять, — и она махнула рукой в конец коридора.
— Спасибо! — радостно улыбнулся я и направился к двери Лисицына.
— А Вы, молодой человек, наверное, из школы? Опять будете приглашать нашего ветерана к себе? Ваши часто к нему заходят. Хотя сейчас же лето, дети на каникулах, — решила уточнить соседка Петровича.
— Да, из школы, — не стал ломать я стройную линию размышлений, которая натолкнула меня на повод для начала разговора с боевым офицером.
Юрий Петрович Лисицын в свои шестьдесят восемь лет выглядел на шестьдесят. Высокий, под метр восемьдесят пять, широкоплечий, стройный, с редкой сединой, которая терялась в его светлых волосах. О нём можно было бы сказать, что он красивый, если бы его лицо не пересекал шрам от мочки правого уха и до края губ.
Встретил меня в спортивном костюме. Оказалось, что он буквально десять минут назад пришёл со своей пробежки на стадионе Медик.
Взгляд старого НКВДешника прошёлся по мне рентгеном. Удивительно, но с первых минут мы испытали симпатию друг к другу. Несмотря на свою, однозначно не простую, жизнь полковник излучал позитивную энергию, а его серые глаза хоть и смотрели немного насмешливо, в то же время светились умом и добротой.
— Ну проходи, тёзка. Обувь снимай. — Юрий Петрович достал тапки из шкафа и протянул мне, — одевай, пойдём я тебя чайком побалую, в ваших институтах такого не дадут.
Представляясь ветерану, я честно сказал, как меня зовут и что только закончил ускоренные курсы Военного института и стал офицером переводчиком со знанием афганского языка пушту. А приехал потому, что от моего однокашника, который жил и учился в Кунцево, услышал о ветеране, боевом офицере СМЕРШа. Он мне и адрес дал. Главное, номер дома назвал правильный. И поскольку мне через месяц улетать в Афганистан, то считаю не лишним послушать знающего войну человека.
Так себе легенда, но не зря говорят, что чем проще, тем лучше.
И вот мы сидим на кухне и ведём разговор. Вернее, рассказывает Петрович, а я внимательно слушаю.
— На войне всякое бывает… И чудеса разные случаются. Не зря говорят, что на войне атеистов нет. Все молятся. Вот я коммунист с двадцати лет, а крещённый. Родители в младенчестве окрестили. В церковь никогда не ходил, но молитвы знаю. Бабка моя, царство ей небесное, набожной была и меня приучала. Ну да, тогда уже Советский Союз строился. Меня в девять лет в пионеры приняли, в четырнадцать в комсомол, а в партию я в армии вступил.