- Пустое...
- Тем не менее мы дадим ему последний шанс. Итак, мистер Романько, я предлагаю вам сделку: вы - сведения, столь необходимые нам, мы вам свободу. Неплохой эквивалентный обмен, правда?
- Не понимаю, о чем речь...
- Он не понимает! - Келли зверел на глазах.
- Вы прекрасно догадываетесь, о чем речь, мистер Романько. Келли, принесите...
Келли поднялся, сходил в другую комнату, где обитал Питер, щелкнул раз-другой ключом и возвратился с миниатюрным диктофоном в черном кожаном футляре. Отдал диктофон Питеру и плюхнулся на свое место - справа от меня.
Питер Скарлборо включил пуск, и я услышал собственный голос, нет, сначала этот возглас Сержа Казанкини: "Какого дьявола спозаранку, да еще в воскресный день!"
- "Серж, я разбудил тебя?
- Да он еще спрашивает, разбудил ли? Спрашивать об этом человека, уснувшего час тому назад! Да кто это, дьявол тебя побери?
- Это я, Олег Романько.
- Кто-кто?
- Да проснись ты наконец! Это - Олег!
- Ты? Откуда ты взялся? Ты - из Киева? Тут все сбились с ног, тебя разыскивая, только Франс Пресс трижды выдавала информацию о твоем исчезновении. Где ты пропадал?
- Я еще не нашелся, Серж...
- Как это, разве я разговариваю не с Олегом Романько?
- Со мной, Серж, но я не свободен, меня держат взаперти.
- Где ты находишься?
- Не знаю. Одно только могу сказать: сейчас я в Шотландии, в Эдинбурге.
- Ты успел получить бумаги?
- Какие бумаги, что ты несешь, Серж?
- Я уже проснулся, не морочь мне голову!
- Серж, о чем ты?
- Как о чем? Разве ты не увиделся с Майклом? Ведь Дивер был у меня в Париже и улетел в Лондон, чтобы встретить тебя! Ничего не понимаю! Дивер раздобыл что-то такое, от чего гром пойдет по белу свету... Ну, может, я преувеличиваю, но это действительно что-то из ряда вон выходящее, выстреливал слова с обычной для него пулеметной скоростью Серж, и я не стал его прерывать - главное, что не следовало бы говорить, он уже выпалил.
- Серж, - строго сказал я, и Казанкини сразу отключился, как телек, когда нажимают кнопку на дистанционном управлении. - Серж, я никого не встретил. Понял?
- Понял, - осевшим, как в проколотом воздушном шарике, голосом, выдохнул Серж.
- Слушай внимательно. Меня вызвали из гостиницы, возле "Хилтона", что у Гайд-парка, знаешь? - ждал светло-бежевый "форд-мустанг" с номером НХ-2156, незнакомые люди... и вот с тех пор я у них..."
- Дальше - сплошная чепуха. - Питер Скарлборо выключил аппарат. - Что вы скажете на это?
- Только то, что было сказано в разговоре с мистером Казанкини.
- Где бумаги?
- Вы имеете в виду статью?
- Бу-ма-ги... или...
- Никаких бумаг у меня нет, вы это знаете не хуже меня!
- Где они?
- Я понятия не имею, о чем вы говорите!
Келли ударил меня без подготовки, я отлетел вместе со стулом к окну, забранному решеткой и закрытому снаружи ставнями. Я не успел подняться, когда два удара - с левой и с правой - под сердце и в челюсть едва не вышибли из меня дух.
- Мягче, мягче, Келли, - как сквозь вату, услышал я голос Питера Скарлборо.
Голова у меня кружилась, я глотал кровь и языком пытался выяснить, не выбил ли мне этот подонок зубы.
- Я повторяю вопрос: где бумаги?
- Пошел ты... я уже сказал... нет бумаг...
- Келли...
Нужно отдать ему должное: этот бронеподросток не напрасно проводил время в спортивном зале - бил он точно, в самые уязвимые места, и после каждого удара внутри у меня что-то обрывалось, и вскоре все тело было одной сплошной раной, боль наслаивалась на новую боль, и наступил момент, когда я уже практически не ощущал ударов Келли. Наконец и он устал и оставил меня в покое.
- Вы, мистер Романько, сами вынудили нас прибегнуть к такому методу убеждения, ваше упрямство глупо. Ваш героизм, если вы тешите себя такой мыслью, бессмысленен. Келли забьет вас насмерть, и никто не узнает о том, как мужественно вы держались. Я предлагаю эквивалентный обмен: вы мне бумаги или их нынешнего владельца... вы ведь должны знать, где он находится! - я вам - свободу плюс сто тысяч...
- Рублей? - Я еще не потерял чувство юмора, это было, пожалуй, единственное, что мне удалось сохранить.
- Ну, зачем же так, мистер Романько, мы вам конвертируемую валюту, доллары или фунты, как пожелаете.
- И что с ними делать... меня ж арестуют на таможне... в Москве...
Каждое слово давалось с огромным трудом, потому что физиономия была обработана, как хорошая отбивная перед тем, как ее кладут на сковородку.
- Вы откроете счет в швейцарском банке, это запросто. Ну, а как ими долларами или фунтами - распорядиться, не мне вас учить.
- Но никаких бумаг у меня нет... со мной нет...
- Это уже, кажется, здравый разговор. Скажите, где они, и мы сами возьмем.
- А меня - куда-нибудь под асфальт или в бетон... знаем ваши приемчики... читали...
- Если Питер Скарлборо дает слово, он его держит.
- Мне нужно... подумать... по... размыслить... - Мысли путались, я едва не терял сознание.
Но Келли не дал мне передохнуть. Он бил минуту, другую, потом я вообще потерял счет его ударам. К сожалению, сознание я так и не потерял, и это только удесятеряло силы мерзавца.
Однако всему приходит конец - и Келли отступил. У меня не оставалось сил, чтоб пошевелить языком. А Питер Скарлборо пристал с вопросами с ножом к горлу.
- Где бумаги, где бумаги, говорите, иначе будет поздно. Поздно! Говорите, говорите...
Голос его долетал до моего сознания и тонул в тумане, не вызывая никаких эмоций. Я согласился в душе, что проиграл, ведь Серж Казанкини успел задать вопрос, который задавать не следовало, но обвинить его в предательстве не мог, потому что, наверное, поменяйся мы местами, тоже непременно поинтересовался бы этим. Когда я задумал позвонить в Париж, у меня был один шанс из ста, что успею дать о себе знать Сержу и отключусь, прежде чем он успеет задать этот трагический для меня вопрос. Я ведь не сомневался, что Питер Скарлборо оставил телефон в комнате не случайно, ему нужен был мой крик отчаяния: он давал ему информацию и мог позволить выйти из тупика, в коем оказались наши отношения, с каждым днем терявшие смысл. Да, я рисковал, крупно рисковал, набирая парижский номер Казанкини, но, как утопающий за соломинку, ухватился за этот шанс. Увы, лишь усугубил положение. Правда, нет худа без добра: со слов Казанкини я понял, что Майкл Дивер на свободе, а не в руках у подручных Питера Скарлборо, и, следовательно, у них нет иного выхода, как продолжать держать меня единственную ниточку, что может вывести их на искомое.