С того дня, когда Рикардо навещал брата, тот очень часто говорил, что плохо себя чувствует, нездоров, и просил дать ему отдохнуть. Служанки, которые приносили ему еду, боялись входить в его комнату, потому что он часто обрушивал на них упреки и жалобы. А Дульсина и Кандида вообще перестали заходить к брату, предпочитая передавать ему сообщения через Леопольдину, и только изредка встречались с ним, когда в хорошую погоду Рохелио сидел в своей коляске в саду.
ГЛАВА 27
Если бы у лиценциата Роблеса был другой характер, он мог бы жить припеваючи и ни на что не жаловаться. Управление делами семьи Линаресов и еще нескольких солидных клиентов давало ему твердый доход, и он мог позволить себе снимать удобную и просторную квартиру. Он был принят в обществе и при этом охотно проводил время в увеселительных заведениях. Да и женщины по-прежнему охотно дарили ему свое внимание.
Но Роблес не чувствовал удовлетворения. Его неуемное честолюбие и алчность не давали ему покоя. Какой бы комфортабельной ни была его жизнь, вокруг Роблес видел гораздо более богатые дома, и он никак не мог успокоиться, часами выдумывая хитроумные комбинации, благодаря которым он смог бы разбогатеть.
Вдобавок его новая любовница Ирма Дельгадо оказалась особой весьма требовательной. Ирма сознавала свою привлекательность и не любила тратить свое вни-мание на мужчин «впустую», как она выражалась. Поскольку Федерико не собирался предлагать ей узы брака, он знал, что удержать Ирму при себе сможет, только если будет делать ей богатые подношения. Довольно часто перед тем, как навестить Ирму, Роблес заходил в ювелирный магазин. Чем дороже было очередное украшение, тем большую пылкость он встречал со стороны своей темноволосой подруги. Тем не менее Роблесу приятно было появляться с Ирмой на людях, и ему не хотелось потерять ее.
В то же время его растущие аппетиты требовали каких-то смелых шагов. Пришло время исполнить его планы, связанные с семьей Линаресов. Обе сестры были к лиценциату вполне благосклонны, но Кандида привлекла его внимание по двум причинам. Во-первых, как старшая наследница, она имела формально большее право распоряжаться делами Линаресов. Во-вторых, Федерико твердо знал, что Кандида ничего не смыслит в делах, привыкла полагаться на чужое мнение и добиться от нее выполнения своих советов будет гораздо легче, чем от властной и своевольной Дульсины.
Первый шагом было завязать с ней разговор наедине. Лиценциат знал, что сделать это в доме очень трудно, потому что Дульсина любила быть в центре событий и вряд ли предоставила бы сестре возможность беспрепятственно общаться с юристом. Поэтому Роблес пустился на хитрость.
Он знал, что два раза в неделю Кандида посещала мессу. Дульсина редко ее сопровождала, и Кандиду было проще застать одну. В один из таких дней Федерико Роблес увидел машину Линаресов, в которой ждал Хаиме, чтобы отвезти свою сеньориту домой после мессы. Федерико устроился за столиком в уличном кафе напротив и, потягивая пиво, также поджидал старшую сеньориту Линарес.
Как только он увидел Кандиду, которая в строгом костюме и в шляпке выходила из собора, он моментально оказался на другой стороне улицы.
— Мое почтение, сеньорита Линарес, — раскланялся Федерико Роблес. — Очень рад вас видеть. Направляетесь домой?
— Да, я только что с мессы, - ответила Кандида, одарив своего собеседника приветливой улыбкой.
Роблес заговорил тоном, которому он постарался придать робость.
— Не сочтите за дерзость, сеньорита Линарес, но мне хотелось бы пригласить вас на чашечку кофе. Я почему-то сегодня себя чувствую особенно одиноко.
— Я с удовольствием приму ваше приглашение,— сказала Кандида, которой польстило приглашение лиценциата.
Роблес повел ее в уютное и довольно дорогое кафе, находящееся рядом. Кафе в этот час было полупустое, мягкие полукруглые диваны с неяркими светильниками и приятная негромкая музыка навевали ностальгическое настроение. После того как Роблес заказал для себя и своей спутницы кофе и пирожные, он попросил разрешения закурить и глубоко вздохнул.
— Простите мне мое волнение, сеньорита Линарес, бывают такие моменты в жизни, когда вспоминаешь прошлое и в сердце закрадывается печаль. Вновь болят сердечные раны, которые, как казалось, давно зарубцевались. Впрочем, простите меня, я боюсь наскучить вам.
— Нет-нет, продолжайте, прошу вас, — сказала Кандида, с которой уже много лет ни один мужчина не заговаривал на такие темы. — И, пожалуйста, если вы не против, называйте меня Кандидой.