Вскоре ко мне подошло существо, в котором пугающим, невообразимым образом сочетались черты человека и какой-то морской твари. Оно склонилось, вполне себе церемонно и, коверкая слова, промолвило:
— Прошу пройти за мной.
Оглянувшись на улыбающегося перевозчика, я убежденно подумала: «Начинается…», но трусливо прижиматься к борту и о чем-то просить не стала. Вскинула голову, распрямила плечи и уверенной походкой двинулась за идущим слугой.
Капитанская каюта была небольшой, но чистой и ухоженной. Ничего лишнего — стол, на котором располагаются карты и какие-то приборы; узкая койка, застеленная красным покрывалом; несколько резных стульев и сундук. На одной стене, не слишком высоко от пола, закреплено металлическое кольцо, от которого тянется цепь. Похоже, приготовлено как раз для таких как я! Боли я не боялась — ведьм с детства приучают терпеть всяческие муки и страдания. Не издам ни звука, назло мерзкому Геррару!
Отошла к небольшому круглому оконцу, взглянула — за ним только темнота, изредка разбавляемая светом далеких кристаллов. Шепчутся волны за бортом, качая корабль, унося его все дальше и дальше по широкой реке.
Дверь скрипнула, но я не обернулась, молясь о том, чтобы снадобье Райли подействовало скорее. Мое равнодушие меня не спасло — тяжелая рука опустилась на плечо, резко разворачивая лицом к перевозчику. Жесткие, ледяные губы, впились в мои уста, причиняя боль, так что я застонала, хоть и поклялась молчать. Болезненные укусы, беспощадные прикосновения и жуткий, сводящий с ума холод, сковывающий тело. Перевозчик пил мою жизнь, упиваясь, наслаждаясь вкусом каждого мгновения. Слизывал, выгрызал эмоции, отбирал чувства, наполняя всю меня тьмой и холодом. Я стонала, не переставая, чудилось, меня разрывают на куски, не зная усталости, не проявляя милосердия. Только боль — такая, какой я не испытывала даже на алтаре. Чувствовала, как растворяется моя память, пропадают эмоции, плачет душа, кромсаемая острыми когтями мучителя. Я теряла себя, исчезая из этого мира, становясь одной из серых.
Тьма, опустившаяся на меня внезапно, оказалась спасительной.
Глава 20
О близких
А все-таки, наверно, хорошо знать, что там, где горит свет, кто-то может сидеть и думать о тебе.
(Крош. Смешарики)
— Затих наш светлый городок,
Луна с небес глядит.
Тепло в домишке,
У окна сестренка моя спит.
Ей снятся сказочные сны,
Где белоснежный конь
От всех тревог ее умчит,
Обгонит злой огонь.
Спи, милая моя сестра,
Я рядом посижу.
И до рассвета, до утра
В окошко погляжу.
Покой твой буду охранять,
Беречь бесценный сон.
И ни один проклятый враг
Не проберется в дом… — чуть слышно напевал мелодичный голос, баюкая меня, позволяя расслабиться, покачиваясь на волнах сна.
И мелодия, и текст колыбельной были мне знакомы, потому, когда голос запел вновь, я начала шевелить губами, подпевая. В одном только месте наши слова не совпали. Голос с ненавистью напевал «враг», а я шептала «маг».
Закончилась тихая песня, послышался горестный вздох и некто закончил:
— Спи, родная, я буду рядом… Не позволю тебя обидеть…
Я распахнула очи, вскакивая на ноги, вскрикнула от боли, припадая обратно к жесткой дощатой стене — цепь держала крепко. Закрепленная на шее, она не позволяла сдвинуться с места.
— Пить, — пискнула я, не в силах унять ужасающую боль и жажду.
— Милая… — только и услышала я в ответ, а легкий ветер коснулся лица, вынуждая вновь с трудом разлепить глаза.
В мое лицо вглядывалась выпитая душа — такая же серая, как и прочие виденные мною в Индегарде. Я замерла, удивленно моргая, гадая, была ли услышанная песня плодом моего воображения, или выпитая и вправду пела. За время, проведенное в городе перевозчиков, я успела понять, что такие души не сохраняют ничего из прошлой жизни. Решив, что моя фантазия сыграла со мной злую шутку, я, надеясь на удачу, поинтересовалась только об одном:
— Ты знаешь, где ключ? — вцепилась в ошейник, стараясь сорвать оковы, но ослабевшие пальцы бесполезно скользнули по металлу.