Его отец все недоумевал, как примирить Божью доброту к его единоверцам с их страданиями среди прочих наций. Сначала он жил в нищете в Лейпциге, потом был изгнан оттуда. И за пять лет Фрейды переезжали несколько раз, пока не обосновались, наконец, в квартале улицы Пфеффергассе. Зигмунду тогда было девять лет. И с тех пор он больше всего на свете опасался того, что сам называл «беспросветной нуждой», ставшей уделом еврейских иммигрантов из стран Восточной Европы. Это и породило у него чувство постоянной незащищенности, потребность почувствовать себя в надежном укрытии, а еще жажду успеха.
И хотя его родной язык немецкий, хотя в интеллектуальном плане он относит себя к германской цивилизации, поскольку таковы его культура и образование, с того дня, когда ему пришлось осознать размах антисемитских предрассудков в Европе, он предпочитает называть себя евреем. Он неоднократно отвечал своим единоверцам, писавшим ему письма, в которых просили его о вступлении в ту или иную еврейскую организацию, что признает свое происхождение с радостью и гордостью, однако его отношение ко всякой религии, включая собственную, стало результатом критического отказа. Высшее обоснование религий объясняется для него инфантильной подавленностью человека. Очень часто Бог представляет собой отца или некую опекающую инстанцию. И слишком часто случалось, что адепты одной религии массово истребляли тех, кого считали безбожниками. И вот сейчас он видит, что приверженцы Гитлера действуют с тем же неистовством, поскольку относятся к своему вождю как к идолу и наделяют его властью, которую он никогда не должен был иметь. В своей книге о Моисее, эмблематичной для еврейского народа фигуре, он хотел показать, что для освобождения человечества от фанатизма, слепой убежденности и насилия надо избавить его от кое-каких ритуалов, сравнимых с суевериями, и разбить идолов.
Некоторое утешение в этой отчужденности принесло ему вступление в ложу «Вена» общества «Бнай Брит», то есть «Сыновья Завета», – еврейской организации, защищавшей либеральные идеи одновременно с единством и солидарностью еврейского народа. На одном из собраний он заявил: «Тот факт, что вы евреи, может мне только нравиться, поскольку я тоже еврей, и отрицать это мне всегда казалось недостойным и откровенно глупым».
Помимо своих единомышленников из «Бнай Брит» Фрейд с удовольствием встречался с коллегами и друзьями, например, с доктором Оскаром Ри, педиатром, наблюдавшим его детей. С ними он мог поделиться всем, поскольку они оставались в стороне от психоанализа. Каждую субботу вечером после своей двухчасовой лекции в аудитории психиатрической клиники Главной больницы он любил играть в таро. Партии в карты были оживленными. Эта игра позволяла ему расслабиться после напряжения, вызванного работой с пациентами, постоянными усилиями писать и преподавать, а также забот, касавшихся его семьи.
Воспоминания об этих счастливых моментах отвлекают его от печальных дум о том, что большая часть его близких либо разъехалась, либо умерла, а их дети бежали от преследований, которые им устроили сограждане, когда кто-то постучал в дверь властной рукой, прервав его размышления.