Предварительное дознание было окончено в четверть часа. Хэм Сэндвич в качестве старшины присяжных составил приговор в выражениях, не лишенных литературных достоинств, кончавшийся следующим остроумным заключением: «Покойный умер по собственной неосторожности, а может быть, вследствие злого умысла какого-нибудь лица или лиц, неизвестных присяжным и не оставивших после себя никаких следов, кроме взлетевшей на воздух хижины покойного, да помилует Бог его душу. Аминь».
Исполнив свои обязанности, присяжные присоединились к толпе, центром которой по-прежнему оставался Шерлок Холмс. Молча и почтительно рудокопы стояли полукругом перед местом только что совершившейся катастрофы, а легендарный человек с фонарем в руках в сопровождении своего племянника расхаживал по месту происшествия. Он измерял тесемкой высоту окружающих кустов, расстояние, отделяющее бывшие стены хижины от дороги, а также подбирал разные обломки и обрывки — то кирпичик, то кусок дерева, в одном месте даже взял горсточку земли. Все это он внимательно рассматривал и откладывал в сторону. Потом начал определять ручным компасом положение пола хижины, не позабыв о поправке в две секунды на магнитное отклонение. Затем определил по хронометру время, приведя его к местному, измерил расстояние от хижины до места, на котором лежал труп, определил температуру по карманному термометру и высоту над уровнем моря по анероиду, тоже оказавшемуся в его кармане.
— Дело кончено, — сказал он наконец, величественно кивая головой. — Не вернуться ли нам, джентльмены?
Вся толпа вслед за Холмсом повалила к таверне. Дорогой джентльмены обменивались замечаниями насчет необыкновенного человека и догадками по поводу причин только что совершившейся трагедии.
— Какое счастье, что он с нами! Не правда ли, ребята? — сказал Фергюсон.
— Это будет самым крупным его делом, — сказал Хэм Сэндвич, — и молва о нем разнесется по всему свету, вот помяните мои слова!
— И поселок наш прославится, — заметил кузнец Джек Паркер, — не так ли, Фергюсон?
— Я вот что вам скажу, если уж вы хотите знать мое мнение, — ответил последний, — вчера заявка на Стрэйт-Флаш стоила по два доллара за фут, а завтра ее не купят и за шестнадцать.
— Верно, верно, Фергюсон! На нашу долю выпало большое счастье. А видели вы, как он подбирал всякую дрянь? Какой глаз! Какая опытность! Уж он ничего не просмотрит. Нет, сэр, за ним этого не водится!
— Именно! Дрянь, как вы говорите, пустяки, а для него эта дрянь все равно что книга — разверни и читай.
— Да, в каждом обрывочке — тайна, надо только уметь ее открыть. А уж у этого она не вырвется!
— Я теперь не жалею, ребята, что его вчера с нами не было. Ну что за важность найти заблудившегося ребенка! А вот теперь, сэр, дело-то посложнее будет! Позанозистей! Настоящая научная, интеллектуальная работа!
— Да я думаю, и все мы рады, что так случилось, не правда ли, ребята? Этот рохля, Арчи, многому бы мог научиться, если бы повнимательнее отнесся к систематической научной работе, происходившей сегодня у него под носом, а он вместо этого шлялся где-то по кустам и ничего не видал.
— Верно! Я сам это заметил. Ну, да что с него взять? Он еще молод, поживет — узнает.
— А как вы думаете, ребята, кто это сделал?
Вопрос вызвал целую серию сомнительных предположений. На многих указывали как на виновников катастрофы, но при ближайшем рассмотрении вынуждены были их оправдать. Только один Самми Хильер считался приятелем Флинта Бакнера, а врагов у него, собственно говоря, не было, так как никто с ним открыто не ссорился — Флинт никого не подпускал к себе на такое расстояние, на котором можно было бы всерьез поссориться. Всем он был чужд, и никому до него не было дела. Одно только имя с самого начала вертелось у всех на языке — имя Фетлока Джонса, но оно было произнесено последним. Заговорил о нем Пат Райли.
— Ну, мы о нем уже думали, — ответили ребята, — конечно, у него есть миллион причин убить Флинта Бакнера, и даже порядочный человек на его месте давно бы это сделал. Но ведь у него, во-первых, духу не хватило бы, а во-вторых, он был далеко от места происшествия.
— Да, он все время был вместе с нами, в бильярдной, — заметил Пат.
— И даже задолго до взрыва.
— Больше чем за час. И к счастью для него, надо признаться, а то бы его первого заподозрили.
Столовая таверны была уже очищена от мебели, только в одном ее конце стоял простой шестиногий сосновый стол, а возле него — кресло. В это кресло торжественно воссел Шерлок Холмс, а остальная публика, набившись в комнату как сельди в бочку, осталась стоять. Наступила глубокая тишина; в табачном дыме можно было топор вешать.