Все эти случайные мысли крутились в голове у Кэтрин, пока она сидела у себя на деревянной веранде в кресле-качалке, попивая чай, и машинально смотрела на машины, проезжавшие мимо одна за другой. В то утро люди казались ей нервными, и этому было объяснение. Несколько дней назад умерла девочка из семьи Морелли: Кэтрин рассказал про это Томми, помощник шерифа, когда проходил мимо ее дома. Она даже побывала на мессе, которую преподобный Роберт Маркусо служил за упокой души малышки, и побывала на собрании, организованном мэром, где собирали пожертвования в пользу семьи сестер Морелли, а вместе с ними – целый урожай цветов и венков. Разумеется, ей то и дело задавали досужие вопросы: «Кэтрин, ты наверняка что-нибудь знаешь. Ты же ясновидящая»; «Что говорят карты?»; «Как ты думаешь, у нее был шанс выжить? Могло ли произойти чудо?»
Можно подумать, все так просто. Она не любила сочинять сказки, и уж тем более не лечила лейкемию. Она всего лишь раскладывала карты, и те разговаривали с ней, вот и все. Она могла дать кое-какие советы, когда кому-нибудь из соседей требовалась ее маленькая помощь, но терпеть не могла лгать или преувеличивать свою силу. Она не была колдуньей и не обладала даром ясновидения или предсказания. Карты были ее ремеслом…
Сейчас, сидя в одиночестве на сосновой веранде своего дома, она любовалась домиками и изящным церковным шпилем, возвышавшимся позади них. День выдался на удивление холодным: тонкая хлопчатобумажная куртка едва согревала Кэтрин. Она потопала ногами, обутыми в закрытые тапочки, и вернулась в дом. Несколько секунд молча стояла, осматривая гостиную, маленький транзистор на телевизоре, подушки, обвязанные крючком, картины, развешанные по стенам. Наконец домашнее тепло проникло в тело. Она бегло взглянула на камин, на аккуратно сложенные дрова, заготовленные к вечеру. Пахло лавандой. На журнальном столике полукругом стояли портреты в рамках. Была там и прелестная фотография: они с Лоррейн на качелях в саду позади дома. Кэтрин взяла фото со столика и провела кончиком пальца по лицу подруги. Лоррейн носила распущенные волосы, гриву средней длины орехового цвета, которую лихо зачесывала набок. У нее было продолговатое лицо, всегда нарумяненные щеки, губы она красила яркой помадой. Когда Кэтрин видела Лоррейн в последний раз? Обычно они не виделись максимум два дня. Она машинально набрала номер телефона, все еще держа в руках фотографию и испытывая приступ необъяснимой тревоги, настолько острой, что не могла вспомнить, чувствовала ли когда-либо прежде нечто подобное. Номер не отвечал. Может, Лоррейн приболела? Надо одеться и поскорее ее навестить.
Она подошла к крыльцу Лоррейн в двенадцать часов дня. Дом располагался всего в квартале от ее дома, но для Кэтрин преодолеть такое расстояние было все равно что пересечь лес в снежную бурю. В то утро ноги болели сильнее обычного, и даже трость не помогала избавиться от судорог. Она поднялась на три ступеньки, держась за деревянные перила, и несколько раз нажала на звонок. Никто не открывал. Она вспомнила, что обычно Лоррейн прятала ключ под половичком на тот случай, если вдруг потеряет ключи или уедет в Торонто навестить сестру и Кэтрин придет полить цветы. Она подошла к окну, силясь что-нибудь разглядеть сквозь полупрозрачные занавески. Спальня подруги располагалась почти напротив двери, и она ожидала увидеть свет, который бы указывал на то, что Лоррейн больна и спит. Но света не было. Она с усилием наклонилась, пошарила рукой под половичком и нашла ключ. Вытерла лоб платком и отперла дверь. Сразу же за дверью стояла удушающая жара. Казалось, отопление несколько дней работало в полную силу. Перепад температур был почти сокрушительным.
– Лоррейн, – позвала она, тяжело вваливаясь в гостиную, – ты дома? Я звонила в дверь, но ты не открыла. Это я, Кэтрин, – добавила она.
В следующую секунду любопытство сменил ужас. Она не в силах была отвести глаз от увиденного, а сердце забилось так, что казалось, вот-вот разорвется. Тело Лоррейн висело на одной из потолочных балок, широко открытые глаза вылезли из орбит, голова склонилась набок, а язык вывалился наружу. На ней была ночная рубашка в зеленый цветочек, одна тапка лежала на полу, а другая кое-как держалась на правой ноге.