Иван резко открыл глаза, посмотрел на небо и постарался собрать все, что в нем осталось. Он попытался забыть о боли и слабости. Мягкие, пушистые облака медленно плыли по небу. Они расслабляли его, нашептывая: успокойся, спи, молчи.
Иван закрыл глаза и, пытаясь собраться, из последних сил представил крепость, воинов и себя, вращающего огромный двуручный меч. Он почувствовал, что учение не прошло напрасно. Где-то в глубине его что-то родилось и стало расти. Вскоре эта сила охватила, вошла в каждую жилу его тела, и Иван, почувствовав ее, встал. Он поднял свой посох и, не обращая внимания на боль и слабость, шагнул вперед. Его взгляд был устремлен к горизонту, в котором растворялась дорога. Куда она вела его, он не знал. Что произошло с ним дальше, не помнил. Очнулся от этого состояния лишь через несколько недель, обнаружив, что лежит на широкой лавке под тяжелым пахнущим пылью тулупом.
– Ну вот, ожил, – услышал Иван голос женщины. Повернул голову и увидел старуху, разжигающую в старой печи щепки. – Напугал всю деревню нашу, – обратилась она к Ивану. – Ко мне дети прибежали и кричат от страха: «Гляди, покойник идет!» А я вышла к дому и вижу тебя. Глаза закатились, лишь белки светятся, ноги трясутся, но посох свой держишь так крепко, что двое мужиков еле вырвали его у тебя из рук. Я тут в деревне давно живу, многое видела. Поняла сразу: нужно тебе идти, вот ты и идешь! Вернее, тело идет, а ничего не понимает, куда и зачем? Голова-то совсем не твоя, и глаза пустые. Я тебе сон-травы разожгла да дымом окутала – ты сразу и уснул, а проснулся сегодня. Времени прошло много, уже новый месяц на небе появился, так что вставай, хватит лежать. От этого сил не прибавится. Иди, походи, может, дров наколешь, кости разомнешь. А то залежался, поди?
Иван встал с лавки и только хотел поблагодарить старуху за спасение, как вспомнил о том, какая неуправляемая сила в его словах может быть. Встал он перед ней и до земли поклонился.
– Э, да ты и говорить-то не можешь, – у видев это, произнесла старуха. – А слышишь? – Иван покачал головой в знак согласия. – Ну и то хорошо. Иди на улицу, подыши свежим воздухом, – предложила она.
Иван вышел из дома, вдохнул полной грудью воздух и почувствовал, как силы в нем появляются. Посмотрел на ногу – ожог давно зажил. Обрадовался, взял топор и давай дрова колоть. А старуха выбежала и стала ругать его: «Хватит, хватит! Слаб еще!» Положил Иван топор, улыбнулся и еще раз поклонился до земли доброй женщине. Она его по плечу похлопала и в избу позвала. Поставила перед ним целый чугун картошки и кувшин молока и приказала все съесть. Наелся Иван, встал из-за стола, но старуха опять его ругать стала. Поняла, что он уходить собрался, и не отпустила. Заставила еще пару дней у нее пожить. Согласился Иван, а потом еще на неделю остался. Со временем починил ей крышу, колодец почистил, дров наколол, а однажды зашел в дальний сарай, увидел, что этот заброшенный сарай – бывшая кузница. И инструмент, и печь – все есть, только пылью покрылось да паутиной обросло.
Вечером рассказала ему старуха о муже своем кузнеце и о сыне. «Убили их разбойники. Ночью пришли, забрали оружие, которое ее муж для них делал, а вместо благодарности, чтобы не платить, им же и убили. Все люди в деревне отвернулись от меня, но прошли годы, они забыли об этом. Да и что им обиду на меня держать. Я ведь говорила, предупреждала мужа своего, не нужно оружие делать, мирные мы. Принесет оно нам беду. Но он не послушал. С тех пор в эту кузницу никто не заходит – ты первый».
Выслушал ее Иван, опустил глаза, захотелось ему сказать доброе слово старухе, посочувствовать ей, но не смог он этого сделать. Язык, как нарочно, стал тяжелым, а губы очерствели. Он лишь тяжело вздохнул и опустил голову, чтобы в глаза ей не смотреть.
На следующий день выпал первый снег, увидел его Иван и подумал: куда ему идти, если зима наступает. Трудно будет. Нужно перезимовать, а заодно и силы восстановить, чтобы дальше свой путь продолжить. Старуха как в воду глядела, с утра стала уговаривать его остаться на зиму. Иван согласился и решил в кузнице порядок навести да кое-что нужное для хозяйства выковать.
На следующий день услышали люди звон молота, увидели, как печь дымит, и все собрались у кузницы. Одни кричали, хотели запретить Ивану работать, другие, наоборот, поддержали. Своего-то кузнеца в деревне не было, и приходилось им за каждой мелочью в соседнюю деревню ездить. А когда увидели, какие он подковы сделал – замолчали. Поняли, что дело свое он знает, хоть и никому ни слова не отвечает.