Данила встал, собрав последние силы и еле передвигая ноги, поплелся по песку. Солнце продолжало плавить воздух. Жара сжигала, дышать обожженными губами и горлом он не мог. Измученный юноша прикрыл рот рукавом, а голову обмотал остатками рубахи. Ему показалось, что от этого телу стало легче, но выпрямиться и идти, как прежде, он не мог. Делая небольшие шаги, Данила медленно плелся по песку. Спускаясь с барханов, падал, вставал и опять шел. Он не знал дороги, но он продолжал путь. Юноша вспоминал Ивана, его слова, и ему становилось легче. Чувствуя свою затянувшуюся слабость, он вдруг понял, что ему не становится хуже. Да, ему плохо, жарко, но он может идти. Неизвестные силы стали рождаться в нем и помогать. И пусть их было пока мало – но они откуда-то брались. Возможно, это были проявления той чистоты, в которую он поверил, а может, Данила постепенно приближался к той растраченной силе, что скрывалась в недрах его души.
Он хотел разобраться в собственных мыслях и постепенно понимал, в чем заблуждался, во что верил, и что подсказывало ему сердце. Измученному юному скитальцу было больно, когда он понимал, что некоторые слова и поступки совершены им по незнанию: теперь-то он их точно бы не сделал. С каждым новым шагом в его душе что–то оттачивалось и возрождалось, проявляясь в неизвестной, непонятной ему форме.
Он ругал себя за трусость, бездействие, за то, что всегда ждал помощи от кого-то. Сейчас ему хотелось все вернуть назад и доказать всем этим людям, что он не такой. Данила вспомнил золото и усмехнулся. Неужели пустыня так наивна, чтобы показать человеку, который может слышать ее, золото и ожидать от него падения. Для этого достаточно жадного караванщика, а с людьми, познавшими голоса мира – так нельзя. Он шел и ругал пустыню, а она слушала его и восхищалась, как он, только что потерявший себя, обретает силы. Она привела к нему Ивана, но не показала его. Он лишь со стороны смог увидеть злого Данилу и тоже рассмеялся, подумав:
– Да, действительно, сколько людей – с только загадок. Каждый создан по-своему, и, у каждого свой путь к чистоте. У него, по-видимому, это происходит так. С виду бранится, ругается, но при этом проявляет свой настоящий характер, который формируется в этом песчаном мире. Именно здесь этот юноша находит себя и прокладывает свой первый путь.
– Да, он идет по нему, – согласилась пустыня. – М не пока непонятен его смысл, но я вижу, какой человек рождается. Ему осталось совсем чуть-чуть, и он сможет увидеть и понять собственную чистоту.
Данила шел дальше, он уже не чувствовал жары, ему хотелось, чтобы этот путь не кончался, потому что он пытался найти в себе ответ – для чего все это? И постепенно мысли раскрывались, и он видел их смысл и понимал, что он не просто так слышит весь этот мир: ему стало понятно, что все вокруг взаимосвязано, и нарушая одно – рушится остальное. Хотелось что-то исправить, но главное, он понимал, как жить и что делать дальше. Ему не нужно было мечтать о несбыточном, он четко видел перед собой цель, которую хотел достичь. Все, что происходило с ним теперь, должно было остаться в тайне от всех, даже любимой девушки, но то, что он собирался вынести из этого пекла – это свое отношение к жизни. Ему хотелось с первого дня начать новый путь, полностью осознанный им, и делать то, что он никогда не делал потому что боялся, а основой этого состояния стала его собственная решительность, родившаяся в нем в созданных трудностях.