Я замерла, прислушиваясь. Показалось, наверное. Я попыталась выбросить тревожное предчувствие из головы, но где то внутри в животе поселился страх.
Еле оторвала нагруженную овощами корзину от земли, дотащила до террасы, шлёпнула её на пол, дальше потащила волоком.
Для моей задумки надо у Магды выпросить яиц. Раз две курицы шастают по двору, то хоть одно яйцо должно быть.
— Магда, вы мне нужны!
— А вот она я — хитрое лицо моей компаньонки явно сообщало, что делать оно ничего не хочет.
— Магда, вы не переживайте. Всё трудное я сделаю сама. А вы вот что… Я разогнулась, блин, спина ныла. Мало того что я вчера на ней, как на санках скользила по лесным кручам, ещё эта неподъёмная корзина.
— Идёмте, покажете мне погреб.
Магда вела меня вдоль задней стены, с торца показала на дверцу, заросшую кустарником. Ёлки, куда вела эта кроличья нора?! Как туда можно было протиснуться?
Я открыла дверцу, луч света провалился в чёрный тоннель, высветив земляные ступени. Аккуратно спускаясь, путаясь в чёртовых громоздких юбках, я сползала всё ниже, пока не упёрлась в тупик.
Там было холодно. Ощутимо. Наверное, этот природный холодильник держал температуру градусов в пять. То, что нужно.
Пятачок утрамбованной земли, пара пустых полок и два глиняных горшка.
— Магда, что в горшках?
— Свиной жир и оливковое масло.
Бинго! Я чуть не подпрыгнула от радости.
Выползла наружу из подземелья, отряхнула руки, обняла Магду:
— Моя вы дорогая Магдочка. Скоро мы с вами заживём!
— Когда? — алчно уточнила моя пессимистка.
— А вот сейчас и начнём: идите, мойте картошку.
Всю.
Подписав словом “всю” вердикт на плохое настроение Магде, я засучила рукава. Работы здесь невпроворот.
Глава 19
С утра сбегала, проведала фруктовые дрожжи. Отлично, они уже занялись, ещё денёк и буду ставить опару на тесто.
Я вернулась в дом, вставив руки в боки соображала с чего начать. Магда опасливо таращилась на меня из угла, прикидывая, чем сегодня ей грозят мои идеи.
— Магда, можно я начну с дальней комнаты уборку?
Старушка опрометчиво решила, что я не привлеку её к уборке, радостно закивала:
— Ой, Бэлка, делай что хочешь.
Закрытая дверь со скрипом поддалась, я вошла и обалдела. Пустая, сырая комната не пропускала ни света ни воздуха. А запах! Крысиный крематорий, не иначе.
Я осматривала комнату. Здесь явно никто не живёт.
— Магда, идите, снимите ставни! — я выглянула в дверной проём — Тут сундуки. Можно мне их открыть?
Не дождавшись ответа, сама решила, что можно.
Я слышала, как со стороны улицы, с треском, снимались с окон вросшие друг в друга ставни. Мутные, покрытые вековым слоем пыли окна не особенно собирались впускать свет. Я огляделась…да…
В комнате было почти пусто. Только по центру большой стол из толстых досок, лавки, составленные друг на друга в углу. Наверное, здесь когда то проживала большая семья и обедала за этим столом.
Ну, за дело. Я открывала один за одним сундук, — какая прелесть! Здесь было всё, что могло обрадовать старьёвщика: полным полно хлама. Разбитая, в дырах обувь, Замшелые, превратившиеся в картон, слежавшиеся кожаные куртки. Так, по размеру на Николаса это всё мало. Значит, если это привести в божеский вид, починить, заштопать и выстирать — можно обменять на продукты. Или на хворост.
Я хватала всё, что лежало в сундуках и тащила на задний двор, на покалеченную временем террасу. Айна весело путалась под ногами, с рычанием набрасывалась на кожаный хлам, шалила. Постоянно тыкалась в меня мордой, требуя свою порцию ласки.
В одном из сундуков лежало несметное богатство: белые полотняные занавески. Ну, насчёт того, что они белые, можно поспорить, но я обрадовалась. С ворохом белой роскоши примчалась на кухню, где активно пряталась от меня Магда:
— Надо бы это постирать. Как вы тут стираете, Магда?
Я прям чувствовала, на языке у Магды вертелся ответ: “никак”, и это было бы правдой. Но, заметив мой настырный интерес, Магда хитро спросила — А что?
— А то. Постирайте и развесьте на просушку. Пусть все знают, что тётя Магда чистюля и хозяюшка.
О, лесть прекрасный мотиватор, слово “все” включило прыть. Магда засучила рукава.
Я вернулась в комнату и начала с окон. Заскорузлые налёты по углам, казалось, въелись в раму. Размачивала, сколупывала, выковырила оттуда слой за слоем набившуюся пыль. К обеду, когда солнце заглянуло на эту половину, в комнату было любо дорого посмотреть. Яркие, светлые окна сияли хрустальными переливами. Сквозь них я видела, как на ветру сушатся, трепещут белыми парусами занавесочки — красота!