- Из-за тебя все! Что неймется тебе все?
Увидела Яра по глазам сестры, что разумела все та. Не смогла сдержаться и опустила взгляд. Стих весь гам. Селяне враз забыли о веселье.
Подбежала мать к сестрам.
- Не мели, Краська! – шикнула женщина. – Опомнись, бесстыжая.
- Это она бесстыжая! – не унималась младшая сестра. – Не следует она наказу богов. Видела я их милующихся в лесу.
- Мне Великая Макошь позволила! – не сдержалась Яра, обретая смелость правдивую. – Испросила я у неё позволения и получила его.
Не заметила она, как встал рядом с ней сын кузнеца. Почувствовала только руку его крепкую, сжимающую ладонь ее. Взглянула она, как бесстрашно стоял он под косыми и порицательными взглядами селян.
- Ослушался ты завета богов, - проговорил сурово волхв. - Не тронь то, что не принадлежит тебе. Ворожея принадлежит только богам.
Сжалось сердце Яры в супротивном гневе. Ныне уже не могла она смириться с речами старика.
- Сама Макошь и Лада благословили нас, - твердо ответил Богдан. – Не людям перечить воле Великих Богинь.
- Ты смеешь говорить, как ведающий? – вскричал волхв. – Боги накажут нас. Всех нас. Все селяне будут страдать от злодеяния вашего!
- Не могут одни боги защищать, а другие наказывать, - наперекор ему опять выступил парень.
По толпе селян прокатился рокот.
- Не мальчишке говорить об этом! – осмотрел волхв тут же примолкнувших селян. – окончен пир! Ступайте по домам своим и молитесь, дабы не метнул Перун мертвые копья свои.
Глянула Яра на Богдана. Не желала она отпускать его руку. Ведала, что беда случиться, коли расстанутся они ныне.
- Ступай! – прошептал парень. – Завтра уйдем мы, коли не переменит старик решения своего.
Отпустила Яра руку его и тут же тягостная пустота проникла в душу ядом, губя все зародыши радостного упования. Не к добру были предчувствия её. Только знала она, что ни за что теперь не отступится от Богдана.
- Что же ты наделала, доченька, - тихо запричитала мать. – Говорила ведь я тебе, примирись с участью своею.
Молчала Яра всю дорогу к дому, слушая слезные уговоры старой женщины. Молчала и когда под тяжелым взглядом отца и братьев зашла в избу. Тихонько поднялась на полати и легла, крепко зажав в руке железное древо жизни. Молчаливо призывая богов заступиться за них.
Старый волхв с коварной усмешкой затоптал догорающий огонь священного костра. Все сладилось проще, чем мнилось ему. Много лет он ждал, что в избранном роду появиться та, которая надобна Великому Богу. Как пришлось ему держать её в черном теле, не давая владеть своей божественной силой. Как пришлось окружить запретами, с которыми светлая душа девицы примирилась, да не смогла против любви выстоять. Много парней молодых на Ворожею поглядывали, да ни у кого не хватало духу выступить супротив порядку богов. Только в сыне кузнеца увидал он своевольный дух. Тайными путями смог он свести их вместе, ведая, что Ворожея западет в душу его. Покрыв пеленой уснувший разум его, вселил он чаянье в душу его, как и в доверчивую Ворожею, опоил которую в День Макоши, дабы пала защита света. До цели заветной оставалась малость. И пусть уготовано погибнуть ему, но с великой радостью отдаст он жизнь свою Великому Богу…
А ночью темной наползли на селения черные гадюки и притаились в низинах под тынами да в подклетях. Поутру ребятишек малых да зазевавшихся стариков пожалили. До поздней ночи пришлось Яре выгонять хворобу мучительную, и в каждой избе встречали её безмолвным порицанием. Ведала она, что усмотрели в этом кару богов, как старый волхв предсказывал. И вина в страдании их только на ней и Богдане. Предчувствие беды неминуемой завладело ретивым. Неужто обманула её Макошь? Али почудилось ей только позволение её из-за горячего желания уверовать в это.
Не до всех изб успела дойти в тот страшный день Ворожея, и много душ отправилось к праотцам в ирий26 небесный. Воротилась она в дом родной совсем измотанная, только встретили её стены молчаливые. Защемило сердце её, почуяв недоброе. Не вышли из избы отец да мать с Красой, коли не случилось бы что-то страшное.
Выбежала она, не помня себя от страха. На угоре за селением, где рос старый дуб, увидела Яра толпу селян в свете яркого костра. Чуяла она, что нельзя ей идти туда, что худо будет, но не могла она иначе, ведала, что Богдану нужна её помощь. Бросилась она бежать, не упуская из виду притихшую толпу. Карабкаясь по угору крутому, падала на траве росистой, пытавшейся остановить ее, оплетая ноги босые. Да только снова Яра подымалась, не желая отступать. Подивилась она и испугалась безмолвию толпы. Лишь слышался одинокий женский плач, где-то недалече. Увидев Ворожею, расступились перед ней селяне, открывая глазам её страшное зрелище. Стоящий на коленях Богдан враз поднял голову, будто узрел её приход. Обласкал он её взглядом своим с головы до пят, улыбнулся своей игривой улыбкой и упал навзничь, пронзенный копьем от руки старого волхва. Закричала Яра не своим голосом, разбивая тягость ночной тишины. Подбежала к нему и перевернула. Все еще хранил остатки разума потухающий взгляд его, а губы улыбались ей. Гладила она его щеки, призывая все свои силы не отпускать его душу в мир Нави. Только все было бестолку. Медленно угасал огонек жизни в темных глазах его.
- Ты суженная моя, Ворожея, - тихий шепот сорвался с обескровленных губ, али почудилось ей только. – В любой жизни.
- Воротись, - шептала она, роняя слезы на его лицо, лобзая губы и щеки. – Воротись ко мне.
Попытался Богдан поднять руку, дабы погладить волосы златокудрые, но упала она недонесенная, и затих он навеки.
Только Яра, не отступая, все безумнее шептала свой заговор:
- Воротись ко мне. Заклинаю тебя. Воротись…
И никто из селян не посмел нарушить молчание. Не посмел оттащить Избранную, занимающуюся бесстыжим делом. На каждого напали тоска да грусть. Девицы, не зная отчего, заревели. Мужики и парни молодые закручинились. А женщины старые стали оплакивать сына кузнеца, как собственную кровь. Да только ни из кого не вырвалось ни звука, а ввысь уносились лишь два плача: Ворожеи да родной матери казненного.
Гладила Яра окровавленную рубаху, ощущала, как платье её становится мокрым, прилипая к ногам. Неверяще сызнова взглянула она в пустые глаза, глядящие ввысь темноты. Коснулась ладонью их и закрыла. И в миг этот закрылось в душе её все доброе и чистое.
Не зная, сильна ли она в предсказаниях, девица по наитию все же высказала заветное слово свое:
- В любой другой жизни, - повторила она тихо слова его, гладя черные спутавшиеся волосы. – Найдешь ты меня, али я разыщу тебя. Не унесем мы клятвы свои в могилы, а возьмем с собой в Ирий небесный, дабы жизнь за жизнью славной исполнять её друг для друга. Во веки веков.
Коснулась она напоследок своим лбом его чела, поцеловала губы остывшие. Поласкала пальцами своими руки неподвижные, которые еще давеча были сильными и нежными. Принес он в душу её лето красное, одарив цветами, после бесконечного холода. Цветы эти наполняли Яру нестерпимым желанием нести людям добро и исцеление. А ныне все они потонули в слезах горьких.
Подняла она глаза на опечаленный народ. Горе захлестнувшее её отступило, оставив вместо себя злость черную. Злость на род свой, страшащийся заступиться за дочь свою. Злость на всех селян, запретивших быть им счастливыми. Злость на богов, позволивших случиться такой несправедливости. И ярость жгучую на старого волхва, загубившего суженного ее.