Переводчица медленно роняет слова:
— Таня работает в аптеке уборщицей. Любарская начальник… Очень любит чистоту, следит строго. Дома тоже чисто, нарядно — у Любарской дома, — поясняет она, — Таня помогает начальнице по хозяйству дома. Убирает, моет…
Глухонемая внимательно следит за нами, переводит взгляд с одного лица на другое, изредка, уловив момент, кивает головой, произносит гортанные звуки, напоминающие слова:
— Та-а, — подтверждает слова переводчицы.
— …За работу Любарская платит деньги, вкусно кормит, дает одежду.
— Та-а-а, — радостно кивает глухонемая и оглаживает на коленях короткое, не по моде, платье.
— Вчера домой пришла печальная, со слезами. Ходила по комнатам, потом говорила по телефону, сердилась.
— Та-а, — хмурит брови моя необычная свидетельница.
— Она понимает речь по губам, сама пытается говорить, — объясняет переводчица, и Таня понимает, улыбается благодарно.
— После телефона прошло время. Наверное, час. Приехал на машине говорящий мужчина и Любарскую увез. Возвратилась поздно.
Таня закончила свои показания, и через переводчицу я принялась выяснять детали.
— Что за "говорящий” мужчина?
— Глухонемые называют так всех нас, не страдающих этим недугом, — поясняет переводчица, — а мужчину Таня не видела.
Она переспрашивает Таню, та вытягивает шею и говорит — быстро-быстро складывает пальцы.
— Уехали на машине "Жигули” зеленого цвета, — говорит переводчица, а Таня радостно кивает.
Женщины еще находились у меня, когда позвонил капитан Волна. Он был уже на СТОА. Услышав о мужчине и зеленых "Жигулях”, озадаченно сказал:
— Что за оказия такая? И Любарской нет нигде — как провалилась. Подождем до завтра.
— Слушай, Антон, закончу допрос и приеду к тебе на СТОА. Что я буду людей вызывать сюда? Приеду и допрошу там, на месте. Ты мне кабинетик устрой пока, — попросила я.
— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, — пошутил Волна и одобрил мое решение. В нашем положении надо было успевать поворачиваться.
Я еще "поговорила” с Таней, выяснила, что у Любарской близкая подруга Галя, красивая, очень гордая. По всем приметам выходило, что эта Галя — Сватко.
Таня подтвердила мою догадку о том, что Любарская и Сватко хорошо знакомы и не только по несчастью. Следовало еще проверить эту версию, одного показания Тани мало, но я не беспокоилась: дружба женщин не могла быть секретом, и мы это установим без затруднений.
Прокурор дал мне свою машину, и капитан Волна встретил у проходной "Радуги”, но все же мне пришлось предъявить охраннику свое удостоверение, и он добросовестно изучил его, да еще и сверил фото с оригиналом.
— Вы всегда так бдительны? — не удержалась я.
— Всегда! — отрезал он.
Мы прошли в административный корпус. Через просторную приемную, где вежливо поздоровалась со мной молоденькая секретарша, попали в кабинет директора — большой, залитый солнцем, с красивой мебелью. Приглушенно звучала музыка. "Венчает юные сердца седой паромщик”, — вкрадчиво пела Пугачева, а навстречу нам вышел из-за массивного стола интересный в возрасте мужчина в новеньком коричневатом костюме — не летнем, несмотря на жару. Крупные, словно рубленые черты лица, русые седеющие волосы, разделенные сбоку пробором, серые глаза под странно короткими бровями.
— Шершевич, — представился он, — Виктор Викторович. Директор этого, — он широко повел рукой в сторону окон, — заведения.
Мы сели в мягкие кресла, и директор принялся насмешливо-жалобно рассказывать.
— Никому угодить не могу, Наталья Борисовна, хоть и стараюсь. А тут еще эта история с Гулиным. Ах, как неприятно, как некстати все это, как мешает нам, всему коллективу!
В голосе Шершевича послышались капризные нотки, это меня особенно удивило. Мужественный, крупный, солидный мужчина — и этот тон. Я глянула на Волну, увидела в его глазах смех. Поняла: Шершевич играет со мной, кокетничает. Всерьез не принимает.
И такое со мной бывало. Да и не раз. Поэтому не разозлилась, как раньше. Спокойно встала.
— Простите, приступим к официальной части знакомства. Где я могу вас допросить? Здесь нам не помешают?
Капитан Волна подыграл мне.
— Вам готов кабинет. Можете приступать к допросам там — я вас провожу.
По взгляду Антона я поняла: поступила правильно, не дала фамильярничать директору, избалованному вниманием.
Изменил тон и Шершевич.
— Где вам будет угодно, Наталья Борисовна. Мне лично удобней здесь.