Радомский расшифровал записи Гулина. Это были действительно заказы-наряды, и на поставленные Гулиным вопросы должен теперь ответить он, капитан Волна.
Завтра, как договорились, Радомский начнет ревизию. Но капитан разделял тревогу старого ревизора — за станцией следовало присмотреть. Интересно, кому и зачем потребовалось на одну и ту же машину открывать три заказа-наряда — один за другим. И получать два мотора в сборе, два блока цилиндров двигателя, три коробки перемены передач? Это не машина получалась, а какой-то "тяни-толкай”. Капитан улыбнулся, вспомнив "тяни-толкая” из Катюшкиной книжки.
Гулин заметил подозрительные наряды, записал. Не на свою ли голову?
Волна не сказал следователю об открытиях Радомс-кого. Слишком усталый вид был у Тайгиной. Он вздохнул, вспомнив беседу в машине. Не может Наташа смириться с гибелью мужа, никак не привыкнет к тому, что его уже нет.
Погасли веселые искорки в Наташиных карих глазах, густые черные брови словно траурные полосы на бледном лице, и уголки полных губ так до обидного горько опущены. Наташа… Нелегко ей, но напрасно она замкнулась в своем горе. Жизнь продолжается, несмотря на утраты. И надо помочь ей, расшевелить. Это дело друзей, их дело.
Вспомнил, как провожали Александра — веселого, оживленного, полного желания в тяжкий час помочь людям. А смерть-то, подумать страшно! Бандиты ворвались в больничку, где работал Саша, и на этот раз он не мог спасти своих пациентов, разделил их горькую участь. А какой был парень! Безотказный, жадный до дела. Не было для него ни дня, ни ночи, в любое время по первому зову шел, лечил, заботился.
Непросто, ох как непросто жить Наталье после этого горя.
Но ей только тридцать и она женщина, должно же еще прилепиться к чему-то и ее раненое сердце…
Антон не стал вечером тревожить Наталью — пусть отдохнет, а пока он выполнит свои оперативные дела. На то он и подключен к делу.
Мысли капитана вновь вернулись к "Радуге”. Завышения цен по заказам-нарядам, что записаны у Гулина в книжечке, это так, семечки. А вот почему на кузовном участке такая перегрузка? Почти вдвое выше нормы. И кузовок стоит аварийный без номера.
А тут еще Любарская — где она? Целый день в нетях.
Оставив машину за углом ограды "Радуги”, капитан подошел к проходной, осторожно постучал в запертую дверь.
Шторка на небольшом квадратном окошке отодвинулась, выглянул Иванцов, кивнул капитану и открыл дверь.
Едва тот вошел, Иванцов заговорил:
— Прав ты был, капитан. Что-то не по себе мне здесь сегодня.
— Что-нибудь произошло? — встревожился Волна.
— Да ничего вроде не случилось. Только прибег уж в десятом часу сменщик мой — Хомин. Давай, говорит, ночь за тебя отдежурю, мне отгул надобен на завтра. Я говорю — непорядок, без начальства не могу. Он, знаешь, на своем стоит. Виктор Викторович, мол, разрешил, я звонил ему, у моей жены сестренница заболела, просится жена к ней, обещался завтра съездить. Я говорю, дескать, чего ты будешь женину сестренницу нянчить, пусть жена и едет, а он, знаешь, свое долдонит. Я-то помню ваш наказ — стоять на позициях, а тут такое дело.
— И что? — поторопил капитан замолчавшего было охранника.
— А то. Пусть, говорю, мне сам Виктор Викторович позвонит, не могу я с поста уйти. Знаешь, а неудобно вроде перед Хоминым. Чего греха таить, подменялись мы иногда — дело житейское. Ну что ты будешь делать! — засок-рушался опять Иванцов.
— Так чем дело кончилось?
— Ничем не кончилось еще, то и тревожно. Стал Хомин названивать директору, а того дома нет. Потом юристу нашему домой. Тот на месте, велел мне трубку взять. "Разрешаю”, — говорит. А я на своем: без директора не могу. Вот неприятность какая вышла из-за вас, — он укоризненно смотрел на Волну, и тот успокоил:
— Обойдется, отец. Все правильно. И на чем порешили?
— Убежал Хомин. Говорит, найду директора, а тебе этого не забуду. И юрист пообещал — не забуду. Эк памятливые! — сердито сказал Иванцов. — А я вот здесь теперь тревожусь. Что, коли найдут директора, мне уходить? Или как?
— Это мы обмозгуем, — сказал капитан.
— Приспичило ему! Сестренница… Ишь, приболела, — ворчал старик.
А Волна размышлял. Действительно так нужен Хомину отгул, что не постеснялся на ночь глядя юриста поднять, директора — кто знает, где он, — разыскивать. Или нужно было убрать от ворот Иванцова? Зачем? Кому?
Капитану вспомнилась напряженная фигурка тщедушного юриста у двери кабинета. Подслушивал — нет сомнений. Иванцова подслушивал и, конечно, слышал разнос, незаслуженно учиненный охранником Тайгиной. Нет, прав Радомский: станцию стоит покараулить. Так спокойней.