Я не успел ответить. Капитан принес судовой журнал.
Листать дело Тимохина не было нужды — я помнил, что исчез он 27 июля. Вот он, этот день в журнале. И "Сокол” швартовался вечером в 20 часов 35 минут. Ушел от борта в 23 часа. Могла ли помнить об этом Приходько? Могла, конечно. Но могла и забыть — не упрекнешь. И все же у меня сложилось впечатление, что Приходько помнила об этой швартовке, оговорилась случайно и неумело пыталась скрыть это. Неужели выводы маленького Линя не лишены оснований? Мне хотелось спросить кое о чем Приходько, но пришлось отложить разговор на утро, потому что было уже очень поздно.
День выдался утомительный и длинный, у меня разболелась голова, и я вышел на палубу, накинув на плечи длинный плащ капитана.
Дождь все шел и шел и казался бесконечным. Ветер налетал порывами, гоняя по палубе дождевые лужи, и я видел, как на близком берегу, сопротивляясь ветру, деревья дружно и резко взмахивали кронами, сбрасывая тяжелую воду. Надрывно кричала в лесу какая-то птица. Природа словно создавала подходящий фон для моих мрачных размышлений.
Головная боль не отпускала, я досадовал, что плохо собрался в эту командировку — не взял даже таблетки аспирина. Несмотря на сырость и холод, возвращаться в душную каюту мне не хотелось, я подошел к леерному ограждению судна и долго стоял возле кнехты, на которой, по словам Приходько, незадолго до исчезновения сидел Балабан. Я смотрел в темную воду, пытался представить, что здесь произошло. Пытался, но ничего не получалось.
Балабан пришвартовал "Сокола" к борту земснаряда, то есть принял канат, закрепил его на кнехтах. Что случилось потом? Смущала меня и ложь Приходько. Что крылось за нею? Какое отношение имела эта ложь к двум моим делам? Как проверить подозрения Линя? Мне нужен был Таюрский, без него моя работа заходила в тупик. Что-то еще он привезет мне и когда, когда — вот основной вопрос.
Шум реки и дождя скрадывал все звуки на судне — оно словно вымерло. Честно говоря, мне все было не по душе — эти два дела, погода и затаившееся судно.
Так стоял я довольно долго и собрался отправиться было в каюту, как меня остановил какой-то новый звук в ставшем привычным шуме реки и дождя. Я осторожно отступил от борта, повернул голову на шум и увидел неуклюжую фигуру в брезентовом плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Такая фигура на судне одна — Приходько! Она огляделась, постояла у открытой двери камбуза, осторожно прикрыла ее за собой и направилась к корме. Я поразился легкости ее шагов — ведь Приходько была грузна. Что же нужно ей на палубе в такой час, да в непогодь? Решил понаблюдать. Не доходя до кормы, Приходько вдруг резко повернулась и направилась… прямо ко мне.
’’Тень, — догадался я, — она увидела мою тень, перечерченную леерным ограждением”. Таиться не имело смысла, я тоже шагнул ей навстречу:
— Не спится? — как можно приветливее спросил я.
— А вам? — вопросом на вопрос ответила Приходько. В ее голосе отчетливо слышалась злоба. — Вы что, за мной следите? Чего вам от меня надо? Чего привязались? Что я вам сделала?
’’Мой милый, что тебе я сделала?” — совсем некстати пришли на ум цветаевские строчки, и я произнес их вслух.
— Чего-чего? — переспросила Приходько, надвигаясь на меня. Пришлось попятиться.
— Не хватало мне ночной схватки с дамой, — попытался я отшутиться и уже серьезно спросил: — Что с вами, Лида? Расскажите.
Мой призыв Приходько оставила без внимания. Опять резко повернулась, громко топая, бегом направилась к своей двери на камбуз.
— Утром поговорим, — крикнул я ей вдогонку, не подозревая, какую делаю ошибку.
Утром Лидии Приходько на судне не оказалось. Исчезла также лодка, привязанная к корме. "Что за оказия”, — чертыхался я в отчаянии: сплошные пропажи! Озадаченный не меньше моего, Чурин не мог мне ничем помочь, только разводил худыми длинными руками, а капитан совсем онемел.
Здесь, на земснаряде, делать мне было больше нечего, и я сгорал от нетерпения узнать, что там у Таюрского? Наконец на моторке мы отправились в Жемчужную, осыпаемые мириадами брызг — и сверху, и сбоку лилась на нас эта нескончаемая вода. Моторку вел наблюдательный Линь.
Я с облегчением вздохнул, увидев у причала "Сокол”. Таюрского на нем не было. Нас встретил и напоил чаем энергичный капитан Никонюк. Он же сообщил, что Гоша Таюрский должен быть в отделении милиции, и я отправился туда, оставив Чурина с капитаном.