В отделении мне ловко козырнул щеголеватый дежурный помощник и провел в кабинет начальника.
Навстречу поднялся из-за стола светлоглазый мужчина за пятьдесят, с густыми русыми, аккуратно причесанными волосами, с двумя глубокими поперечными складками возле губ.
— Майор Жданович, — представился он, крепко пожимая мне руку. — Таюрский скоро будет, жду с минуты на минуту.
Не дожидаясь вопросов, Жданович, посмеиваясь, рассказал, что Гоша развил здесь кипучую деятельность.
— Втянул в свои дела моих ребят, а их у меня — раз-два и обчелся, — ворчливо говорил Жданович, но по его смешливо поблескивающим глазам я видел, что он не против этого. Майор пояснил:
— Работы, конечно, и своей много. Но ведь этот Таюрс-кий — личность в угрозыске известная, ребята к нему так и прилипли. Хорошо, пусть учатся разворотливости… Да, у вас-то как? — спохватился он.
Я рассказал о событиях на земснаряде.
Жданович в задумчивости заходил по кабинету. Молчание несколько затянулось, и первым его нарушил майор:
— Я не хотел бы до Таюрского вас информировать, да уж ладно, забегу поперед батьки, как говорится. Дело в том, что Таюрский, кажется, на след Тимохина вышел.
— Тимохина?! — Я не сдержал удивленного возгласа.
— Тимохина, — кивнул Жданович, — У него семья в леспромхозовском поселке — жена, детей двое. А в Икее — это село километров за тридцать, там старики его живут, братья тоже. Так вот в леспромхозе о нем ни гу-гу, а в Икее у нас такие серьезные есть мужики — учуяли Тимохина. Наведывался он в село нынешней весной. Вот ведь, — Жданович горестно вздохнул, поерошил рукой свою чуть седеющую шевелюру, — мы его разыскивали как алиментщика, жена заявление подавала, а упустили. Ну я, признаться, так и думал, что он утонул в прошлом году. В нашей реке ведь не удивительно пропасть без следа — вода холодная, быстрая… Так вот, Таюрский раскопал-таки, что Тимохин приходил к брату в мае, с началом плавсезона. Где был зимой, где сейчас обитает — неизвестно пока, Таюрский с ребятами над этим работали в Икее. Позвонил, что едет в Жемчужную. Что-то еще привезет?
— А Найденов? Матрос с "Сокола”? — спросил я.
— И что рассказали люди с "Сокола”?
— Найденова не нашли. Видели его в магазине незадолго до вашего приезда. Продуктов набрал и как в воду канул. Гляньте, — Жданович показал рукой на окно, откуда видна была кромка леса, — вон она, тайга-матушка, укрыться есть где. — Он замолчал на минуту, задумался, с сомнением покачал головой. — Однако в такую непогодь надо знать, куда идти в тайге. Иначе пропадешь. А разговор с командой "Сокола” ничего не дал. Что поделаешь — ночь, спали люди.
Под окном кабинета послышался скрип тормозов. Я выглянул — к отделению милиции шел Гоша Таюрский в сопровождении огромного детины в телогрейке, в рыбацких сапогах с загнутыми голенищами. Из кузова забрызганного грязью по самую крышу уазика выпрыгнули двое молодых парней. Судя по форменным сапогам, это были "ребята” Ждановича.
Гоша обрадованно пожал мне руку, весело поблескивая узкими темными глазами, принялся рассказывать:
— Привез вот старшего Тимохина, к которому наш пропащий наведывался. Парень неплохой, хоть и непросто мне дался. Уж теперь-то, кажется, мы на Тимохина выйдем… Да, — он приостановился, взглянул на меня вопросительно, — тебе обрисовали положение?
— Рассказал, что знал, — ответил за меня Жданович.
— Гоша, не увлекся ли ты Тимохиным? — не удержался я от упрека. — Знаешь, что на земснаряде случилось?
— Что? — насторожился Таюрский.
Я рассказал и был удивлен Гошиной реакцией.
— Да это же здорово! — воскликнул он. — Теперь-то Тимохин никуда не денется. Степан! — крикнул он зычно, и я вздрогнул, не ожидая такого рыка от Гошиной небольшой стати.
На зов Таюрского вошел детина, которого я видел в окно, переминаясь, встал у порога.
— Проходи, проходи, — голос Гоши звучал теперь приветливо, — садись давай вот тут. — Гоша отодвинул стул от приставного столика, усадил Тимохина. — Рассказывай, — сказал он. Мы молча ждали.
Степан Тимохин смотрел исподлобья. Видно было, как не хочется ему говорить.
— Что рассказывать-то? Все уж сказано было.
— Повтори людям, Степан, — строго сказал Гоша, — поимей уважение к начальству.
Я поразился Гошиному умению владеть своим голосом. За несколько минут — столько интонаций! "Артист”, — восхищенно подумал я.
Тимохин между тем также исподлобья оглядел нас.
— Пусть они тоже скажут, что братухе не будет хуже, коли его сейчас возьмут, — угрюмо попросил он.