Гоша Таюрский, которого никакие медицинские запреты не могли удержать дома, выслушал мое сообщение, прижал рукой раненое плечо, нахмурил широкие брови так, что они сошлись в одну темную линию.
— Больно? — участливо спросил я.
— Больно, — кивнул Гоша. — За парня больно. Его чужое равнодушие сгубило…
