Ответ у Строева был готов давно. Но по тону, каким генерал задал вопрос, Строев понял: у Славинского есть свое мнение, говорить поспешно не стоит. Он помолчал, вновь перебирая все свои соображения.
— Скорее всего, Аркадий Степанович, это кто-то из сотрудников радиотехнической лаборатории. Для этого и нужно было врагу повредить радиоприемник, чтобы он попал туда на ремонт. Во время ремонта генератор и был вмонтирован.
— Вывод вероятный, но пока недоказанный. Это мог быть и сотрудник другого отдела. В каком отделе работает враг — вот, с чего надо начать поиски.
Генерал задумался и заговорил после долгой паузы:
— Враг был уверен в успехе. Два удара он нанес. Поможем ему нанести третий. На этом мы его и поймаем с поличным.
Генерал опять подумал и твердо заключил:
— Завтра Веденеев объявит, что вся документация, относящаяся к строительству стратоплана, передается в Москву. Он потребует ее сдать и сложит, разумеется, в сейф. Врагу это на руку: появится возможность одним ударом уничтожить все материалы. В самом деле, Карпенко и Ионесян убиты, на Веденеева он уже нацелился. Если еще уничтожить документы, не останется ничего. Понимаете, как это выгодно врагу?
Генерал помолчал и решительно повторил:
— Да, в этом случае враг должен действовать, обязательно должен… Иначе сводятся на нет все его успехи. Ведь в другое бюро пробраться будет труднее.
Глава 7
На утренней пятиминутке Веденеев, все еще ходивший с завязанной щекой, объявил, что по приказу министра нужно в двухдневный срок подготовить к отсылке в Москву всю техническую документацию по стратоплану. Руководителей отделов и групп Веденеев предупредил: задержек и опозданий не должно быть. Начальнику секретной части приказал немедленно по окончании работы уничтожить все черновики, наброски, записи.
Никогда еще в бюро не было такой мрачной гнетущей тишины. Все хорошо понимали, что работу над стратопланом будут заканчивать другие… А ведь не так легко оставить мысли, идеи, которые вынашивались месяцами, не давали покоя ни днем, ни ночью…
Через день, в назначенное Веденеевым время ведущие конструкторы сдали папки с документацией, чертежи, расчеты. Веденеев долго возился с материалами, разложил их по несгораемым шкафам, у которых на эту ночь был установлен специальный пост — два автоматчика.
К шести часам бюро опустело. А еще через пятнадцать минут Славинский, Веденеев и Строев вошли в кабинет и открыли один из сейфов. В нем было шесть папок — по числу отделов. Генерал внимательно их осмотрел и отложил папку радиотехнического отдела, на уголке которой было едва заметное утолщение. Славинский и Строев переглянулись. Генерал перочинным ножом надрезал обложку — под ней оказалась ватка, смоченная каким-то раствором.
— Старый прием, Георгий Владимирович. Догадываетесь? — Генерал оторвал обложку и передал ее Строеву.
— Так точно. По-видимому, фосфор, растворенный в сероуглероде. Судя по запаху, здесь еще и бензол. Через полчаса, примерно, фосфор должен воспламениться.
— Что ж, проверим.
Ждать пришлось недолго. Через сорок минут оторванная обложка бурно воспламенилась и в несколько секунд сгорела дотла.
— Что теперь? — спросил Веденеев генерала.
— Пока ничего. Но вы не беспокойтесь, Сергей Григорьевич, все будет в порядке.
— Я в этом уверен. Ну, доброй ночи, товарищи!
— Всего хорошего.
Когда Веденеев ушел, генерал сел на диван, указал Строеву на кресло.
— В радиотехнической лаборатории работает шестнадцать человек.
— Одного, на мой взгляд, можно не считать, товарищ генерал.
— Кого?
— Бурцеву. Она приехала сюда уже после гибели Карпенко и Ионесяна.
— Можно не считать, — генерал улыбнулся краешком губ, — но присмотреться, на всякий случай, не мешает и к ней.
— Это, пожалуй, верно, — в раздумье согласился Строев. Он помолчал, неожиданно предложил:
— Честно говоря, Аркадий Степанович, мне последнее время внушает недоверие Самарцев.
— Есть какие-то основания? Или интуиция разведчика?
— Пока, к сожалению, только интуиция. Но есть и маленькие подозрения.
Строев положил перед генералом лист бумаги, исписанный мелким, но очень четким почерком.
— Это писал Самарцев, — пояснил Строев. — Обратите внимание, с какой тщательной аккуратностью он выписал эту цитату. Зачем?
Славинский одел очки. В правом верхнем углу было написано: «Вильям Сибрук, «Роберт Вуд», 1946 год, страница 267». Под надписью шел текст:
«Джон Болдерстон репетировал в «Лайрик» пьесу, где время действия должно было во время одного затемнения сцены переноситься от наших дней к 1783 году. Как сделать «перескок» психологически и эмоционально эффективным — эту задачу предложил решить Вуд. Его идея заключалась в том, что очень низкая нота, почти неслышимая, но колеблющая барабанную перепонку, производит ощущение «таинственности» и сообщает зрителям необходимое настроение. Это было выполнено с помощью органной «сверхтрубы», длиннее и толще, чем те, которые применяются в церковных органах. Трубу решили испытать на репетиции. Только Вуд, Лесли Ховард, Болдерстон и постановщик Джильберт Миллер в зале знали, что произойдет. Вопль с затемненной сценой означал перерыв в 145 лет. Здесь включали «неслышимую» ноту Вуда. Последовал эффект, вроде того, который предшествует землетрясению. Стекло в канделябрах старинного «Лайрик» зазвенело, и все окна задребезжали. Все здание начало дрожать, и волна ужаса распространилась на Шэфтсбюро Авеню».