Слова капитана звучали с подчеркнутой суровостью и были полны необычайной силы. Он встал и взволнованно прошелся несколько раз по каюте.
— Я вполне… понимаю… — опустив голову, тихо, прерывающимся голосом, сказал зоолог. — Я не ищу себе оправданий. И я готов понести…
— Не будем пока об этом говорить, — перебил его капитан. — Я, конечно, сообщу обо всем Главному штабу, но сейчас не в этом дело. Нам предстоит еще далекий путь, на котором нас, может быть, поджидает много опасностей и немало ловушек. Мы должны выполнить программу наших работ и привести подлодку в полной сохранности к назначенному сроку во Владивосток. Важно, чтобы вы в будущем не забывали, что вы находитесь на уникальном, но военном корабле, что вы обязаны следить за каждым вашим словом. И особенно хранить тайну нашего маршрута.
Капитан сел на стул и, помолчав, продолжал:
— А теперь о Горелове. Я не думаю, Арсен Давидович, что Горелов способен на предательство. Но это мое личное мнение было бы недостаточным для твердого, уверенного решения. Большее значение в данном случае имеют соображения чисто объективные. Как может вообще кто-нибудь из экипажа подлодки сообщаться с кем бы то ни было, находящимся на поверхности? Наш путь не прямолинеен, мы идем не с одинаковой скоростью, делаем часто неожиданные остановки. И вы, и даже я не смогли бы утром сказать, где, в какой точке океана будет подлодка в полдень. Как же может произойти встреча кого-либо из наших людей со своим внешним сообщником, если невозможно заранее условиться о месте встречи?
Зоолог жадно следил за ходом рассуждений капитана.
— Можно было бы предположить, — продолжал капитан, — что преступник использует для связи спутниковый передатчик. Но радиоаппараты нашей подлодки немедленно отреагировали бы на такое близкое соседство и раскрыли присутствие постороннего аппарата на подлодке.
— А радиоаппараты в наших скафандрах? — спросил зоолог.
— Но ведь вы же знаете, что они работают только на двадцати восьми различных, но точно определенных волнах — с подлодкой и с каждым членом нашей команды. Если бы велись разговоры на одной из этих волн с кем-либо посторонним, то их услышал бы соответствующий скафандр или автоматически подлодка, если в скафандре нет никого. Кроме того, дальность действия этих радиоаппаратов не превышает четырех километров.
— Да… — задумчиво произнес зоолог. — Значит, связь с врагом поддерживается не из подлодки. Что же остается предположить? Кто еще знает наш маршрут?
Помолчав с минуту, с видимой неуверенностью и неохотой капитан сказал:
— Главный штаб, конечно.
Зоолог широко раскрыл глаза:
— Как?! Неужели туда смог проникнуть шпион?
Капитан нервно простучал короткую дробь по столу, потом глухо ответил:
— Будем лучше смотреть за тем, что делается у нас тут, под носом. Во всяком случае, я держу Главный штаб в курсе всего, что касается подлодки. — И, помолчав, медленно, словно с огромной тяжестью на плечах, поднялся. — Значит, мы договорились о порядке предстоящих работ. Не забудьте, Арсен Давидович, мои предостережения. И внимательно следите за всем, что делается вокруг вас.
Зоолог встал и, молча поклонившись, направился к выходу.
Капитан стоял, опершись рукой о стол, и проводил ученого долгим, внимательным взглядом.
Так, в неподвижности, простоял он несколько минут, глядя куда-то вдаль. Потом, заложив, по домашней своей привычке, руки за спину, под расстегнутый китель, он начал медленно, с опущенной головой, ходить по каюте. Наконец остановившись и проведя рукой по голове, он вздохнул и опустился в кресло перед столом. Включил стоящий на нем компьютер и открыл один из электронных документов, на экране высветилось:
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
ЛИЧНЫЙ СОСТАВ ЭКИПАЖА ПОДЛОДКИ «ПИОНЕР»
И под этим написано:
ГОРЕЛОВ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ
СКРОМНЫЕ РАСЧЕТЫ
Старший лейтенант Багрова нажала кнопку на центральном щите управления и повернула небольшой штурвал со стрелкой на несколько делений вправо. «Пионер» приподнял нос и устремился по наклонной линии вперед, набирая высоту. На глубине в триста метров он выровнялся и продолжил движение на юг.
— Так хорошо, товарищ командир? — спросила старший лейтенант.