— Очень захотелось бы, нашли бы и время. Много любопытного увидели бы.
Крутицкий кончил обряжать зоолога и поднял шлем над Гореловым:
— Разрешите, товарищ интендант.
— Пожалуйста, пожалуйста… — заторопился офицер охраны и улыбнулся. — А где экскурсионный мешок товарища военинженера?.. Ага, вот этот! Интересно. — Он открыл экскурсионный мешок, с веселым любопытством пошарил в нем рукой, вынул из его карманов разные мелкие экскурсионные инструменты, перебрал их и положил на место.
— Ну, тут я ничего не понимаю… Это уже по научному ведомству… Закончили, Крутицкий? Приходите скорее. Мы будем ждать вас на складе.
Помахав приветственно руками, офицеры охраны вышли из камеры. Крутицкий в последний раз тщательно осмотрел одетые в металл фигуры, удовлетворенно кивнул головой и тоже вышел. Через минуту послышалось глухое журчание: вода начала заливать камеру.
Не успели экскурсанты отплыть и несколько километров от подлодки, как Горелов с досадой сообщил зоологу, что фонарь у него на шлеме потух.
— Разрешите, Арсен Давидович, вернуться на подлодку и исправить фонарь. Без него не рискую отправляться с вами. Я очень вас прошу, Арсен Давидович, займитесь пока работами здесь, недалеко от подлодки. Я мигом слетаю туда, исправлю фонарь и вернусь к вам.
— Только быстрее, — ответил тот.
Через пятнадцать минут Горелов уже опять выходил из подлодки. Повреждение фонаря было пустяковое: стерженек кнопки на щитке управления был погнут, вероятно, неосторожным движением самого Горелова, и произошло разъединение. Фонарь вновь ярко горел в то время, когда Горелов выходил из камеры на откидную площадку. Но едва он ступил с нее в черноту глубин, как свет опять погас. Однако на этот раз Горелов никому об этом не сообщил. В непроницаемой тьме он тихо проплыл вокруг подлодки, чуть касаясь рукой ее обшивки, подплыл к корме и нащупал отверстие центральной ходовой дюзы. Осторожно, стараясь не задевать металлом своего рукава металл дюзы, Горелов просунул руку в выходное отверстие дюзы. Рука до плеча погрузилась в еще горячую камеру сгорания и долго производила там какую-то утомительную работу. Наконец так же осторожно, как и прежде, Горелов вытащил из камеры руку. В ней находился небольшой кубический ящичек.
Повозившись немного, Горелов снял с него нечто вроде плотного металлического футляра и отбросил его в сторону. Теперь в руках Горелова остался знакомый металлический шар. Горелов положил шар в карман экскурсионного мешка, запер мешок, забросил его за спину и поплыл обратно к откидной площадке у выходной камеры. Здесь на его шлеме ярко вспыхнул фонарь, и, непрерывно вызывая зоолога, Горелов понесся в темноте глубин, среди загорающихся то тут, то там разноцветных огоньков подводных обитателей.
Группа из четырех человек неслась на восток. Экскурсия протекала без того оживления, веселого азарта, смеха и шуток, которыми всегда сопровождались раньше такого рода научные вылазки из подлодки. Даже жизнерадостный Павлик молчаливо работал у дна, ограничиваясь короткими репликами и деловыми вопросами.
— Да вы бы посмотрели, Арсен Давидович, какой чудесный экземпляр стомиаса попался мне! — сообщил главный механик. — Без длинного придатка под нижней челюстью.
— Вот как! Интересно, конечно, — сдержанно отвечал зоолог. — Все же прошу вас не уплывать далеко. Будьте хладнокровны.
Но Горелов так отдавался преследованию рыб, что то и дело пропадал в подводной тьме, иногда на длительное время. Это, видимо, настолько беспокоило зоолога, что он наконец подплыл к Ахмеду и, не включая телефона, а прижавшись своим шлемом к его шлему, сказал:
— Если увидишь, что он далеко заплывает, плыви за ним…
Тот коротко ответил:
— Хорошо, Арсен Давидович.
По мере приближения к подводному хребту все чаще стали попадаться холмы, увалы, пологие возвышенности, иногда круто обрывающиеся с той или другой стороны.
Вскоре один из холмов оказался между Ахмедом и Гореловым.
— Мама мия! — воскликнул вдруг Горелов. — Что за красота! Ну и рыба! Прямо как будто для праздника Хеллоуин иллюминована!
Никакой рыбы перед Гореловым не было, но, скрывшись за холмом, он погасил фонарь, остановил винт и опустился на склон, продолжая разговаривать:
— Промах!.. Ну, нет, красавец, не уйдешь… Пропал!.. Потушил огни, негодяй! Экая жалость! Теперь не найдешь, конечно… Можете и вы пожалеть, Арсен Давидович! Совершенно неизвестная рыба. Абсолютно круглая, с четырьмя рядами голубых и красных огоньков.