Я уронила лицо на руки, а профессор тем временем заговорил, прерывая мои самобичевания.
– Мира на Миите, эстады.
У профессора оказался глубокий низкий голос, рычащий какой-то... И мне стало страшно, а мои руки, продолжающие удерживать мою пустую черепушку, затряслись, и пришлось голове держаться самой, а рукам вернуться к уже изрядно помятому листку с вопросами. Я по-прежнему не решалась поднять взгляд или хотя бы сесть ровно.
– Как вы уже поняли, я буду заменять временно отсутствующего по причине болезни профессора Чадликта. Меня зовут профессор Йенс Регнер. И, судя по всему, я останусь с вами, по крайней мере, до конца семестра.
О нет! Это не на один день, и даже не на пару недель... Я не смогу просто тихонько отсидеться за спиной Нила весь оставшийся семестр! Мне остаётся только надеяться, что профессор никогда не узнает меня…
– Я успел ознакомиться с предложенной вам профессором Чадликом программой, и отступать от неё мы не будем. Сегодня у вас должен быть коллоквиум, и это очень удачное стечение обстоятельств – так я смогу оценить ваши знания и сделать определённые выводы. Но для начала мы с вами познакомимся. Я не успел взять ведомости из секретариата, поэтому, старший, будьте добры передать мне классный журнал.
Анна Николс поднялась со своего места, и я решила, наконец, оторвать глаза от листа с вопросами. Анна модельной походкой от бедра, широко улыбаясь, прошествовала к столу профессора и положила перед ним журнал:
– Пожалуйста, профессор Регнер.
Давно эта стерва стала такой милой и приветливой? Я осмотрела аудиторию: все мои одногруппницы уставились с открытыми ртами (образно говоря, конечно) на нового профессора. Сама я по-прежнему не решалась на него посмотреть, но вспомнила, что и на меня он произвёл некоторый эффект. Да, он очень хорош собой, отрицать это глупо, но чтоб так таращиться? Это же неприлично! Или я точно так же таращилась на него в клубе?
– Джек Адамс, – начал перекличку бывший Кретин.
– Я, – отозвался Джек.
– Александра Арнар.
– Это я, профессор Регнер, – томно прошептала Алекс и приподнялась со стула, слегка выпятив зад.
Я закатила глаза. О Великий!
– Эльза Бонти.
Мой мозг начал судорожно соображать, как правильно поступить, чтоб не выдать своего присутствия и минимизировать проблемы Эльзы. От напряжения мои щёки покраснели, но выход не находился.
– Ей нездоровится, профессор, – крикнул Рич, а я, быстро нырнув обратно за спину Нила, бросила на него благодарный взгляд. Рич кивнул.
– Николас Бунт.
– Я, – выкрикнул весельчак Николас, не поднимаясь с места.
– Никаэлла Вейс.
Я робко подняла руку, продолжая прятаться за спиной одногруппника, надеясь, что профессор таким ответом удовлетворится. Но надежды не оправдались.
– Никаэлла, я вижу лишь вашу руку, а хотелось бы увидеть и лицо. Приподнимитесь, пожалуйста.
Меня пробрала дрожь. Это был самый страшный момент во всей моей жизни. Где-то на подсознательном уровне мне казалось, что профессор меня узнает, и у меня будут большие проблемы, которые мне совершенно не нужны! Великий, почему я бываю такая несдержанная, когда злюсь? Я встала, но продолжила смотреть на свои дрожащие руки.
– Ганс Гардер, – как ни в чём не бывало, продолжил перекличку профессор, и я упала обратно на стул.
Не знаю, узнал ли он меня – я так и не рискнула поднять взгляд, но страх немного отступил, и появилась надежда. Перекличка закончилась довольно быстро, и профессор «обрадовал» нас началом коллоквиума.
– Теперь, пожалуй, можно начинать проверку ваших знаний. Отсутствующих эстадов предупредите, пожалуйста, что сдать коллоквиум можно будет только на этой неделе – в среду, в пять часов вечера в этой же аудитории. Все, кто не явятся, не будут допущены к зачёту. Не знаю, каким образом опросы проводил у вас профессор Чадликт, я предпочитаю формат поочередной беседы с каждым эстадом, – судя по звукам, профессор поднялся, и я рискнула, наконец, посмотреть на него.
Сегодня на мужчине были узкие чёрные брюки, светло-голубая стильная рубашка с длинными рукавами и чёрный узкий галстук. Пиджака не было, хотя в аудиториях довольно прохладно. Слегка вьющиеся тёмные, почти чёрные, волосы падали на лоб профессора, но глаза не закрывали, и такая причёска в сочетании с лёгкой щетиной, обрамляющей выразительные скулы и волевой подбородок, придавала облику мужчины некоторую небрежность, хотя взгляд оставался исключительно серьёзным.
Профессор Регнер подошёл к крайнему столу на первом ряду, за которым сейчас сидела одна Магда Сайд и спросил, взявшись за соседствующий с ней стул: