— А когда вы вернулись в Константинополь?
— В том же году. После ее смерти. Мари тогда было двенадцать. Но я отправил девочку сюда пораньше — когда заболела Хелена. И я все еще не уверен, что она простила меня за то, что ее не было рядом, когда умирала ее мать. Они с матерью были... как две стороны одной вазы. — Сэр Реджинальд взял со стола графин с бренди и дрожащей рукой добавил бренди в чай. — Мари — это все, что осталось мне от Хелены. К счастью, она сумела перенести потерю, если так можно выразиться. Справилась, как мне казалось. Однако...
Старик умолк.
Беннет молча кивнул. Было ясно, что Мари отнюдь не глупа, хотя и вела себя слишком вызывающе. Так почему же она согласилась делать чертежи даже после того, как в нее стреляли? Неужели ее отец и впрямь своей привычкой к опиуму вконец истощил семейные сундуки?
— Времена, должно быть, настали тяжелые, когда вы сюда вернулись, — заметил майор.
Сэр Реджинальд посмотрел на него с некоторым удивлением.
— Ну, не такие уж тяжелые. Константинополь довольно приятный город, а мои раскопки расположены неподалеку...
— Но здесь жизнь дороже по сравнению с Лондоном, верно?
Сэр Реджинальд усмехнулся:
— У нее есть приданое, если вас это интересует. Я не богат, но могу обеспечить свою дочь.
— Так почему же ваша дочь так настойчиво рискует своей жизнью?
Дверь кабинета скрипнула и заметно приоткрылась. Беннет нахмурился, а старик с улыбкой сказал:
— По-моему, Мари хочет присоединиться к нам.
Переступив порог, она проворчала какое-то турецкое слово, которое, как подозревал майор, было не вполне приличным.
Мари вдруг расплылась в улыбке и проговорила:
— Добрый день, отец. Добрый день, Беннет.
Мужчины встали, и Беннет, приблизившись к девушке, поднес к губам ее руку. Она попыталась высвободить руку, но майор сказал:
— Не беспокойтесь. Ваш отец знает, что у нас роман.
Старик снова улыбнулся:
— Мари, он совершенно прав. Нет необходимости смущаться. Я тоже был когда-то влюблен. Но где же ты пряталась? Я уже несколько дней тебя не видел.
Мари пожала плечами и тут же спросила:
— Отец, как ваша работа?
— Перевод идет хорошо, а как твои рисунки?
— Я еще не нашла синекрылых бабочек, которых искала.
— Найдешь, я уверен. От тебя никому не скрыться, даже бабочкам. — Старик погрозил дочери пальцем. — Ведь мы с тобой оба знаем, зачем ты зашла сюда. Так вот, я даю разрешение твоему майору...
— Он не мой... — перебила Мари. И закашлялась. — Ну... Ты ведь не возражаешь, правда, папа?
— Нет, разумеется. Так что не беспокойся, дорогая.
Мари с улыбкой заметила:
— Майор знает, как получить желаемое. Так что ничего удивительного...
Тут Беннет встал и поклонился хозяевам.
— Весьма сожалею, но у меня... еще одно дело.
Когда он вышел на улицу, толпа уже разошлась — все скрылись от дневной жары. И теперь из окон вторых этажей выглядывали женщины с лицами, прикрытыми вуалью; они громко перекликались. А на вершинах вечнозеленых кипарисов нежно ворковали голуби. И виднелись за домами манящие воды Босфора.
Достав из кармана записную книжку и обломок карандаша, Беннет коротко записал то, что видел. Правда, ни одну строку нельзя было назвать поэзией, но некоторые из них казались весьма многообещающими...
Когда он прибыл в посольство, его тотчас перехватил дворецкий и повел к кабинету посла. Беннет ожидал, что отдохнет в английской обстановке, но, оказавшись в узких душных коридорах, почувствовал, что задыхается.
Перед тем как войти, майор ослабил узел шейного платка. Абингтон, все еще в грязных лохмотьях, сидел в кресле напротив посла. Что ж, отлично! Он сможет расспросить сразу обоих. Даллер жестом предложил ему сесть.
— Безупречная точность, кузен. Абингтон только что закончил свой рапорт.
Майор Прествуд опустился в кресло. Посол же улыбнулся и протянул ему запечатанное письмо.
— Тут дополнительные указания, — пояснил он.
Беннет сломал печать и просмотрел документ. Мисс Синклер должна была сделать схему военных укреплений в Вурте, а он, майор Прествуд, обязан был обеспечить ее безопасность.
Молча кивнув, Беннет положил бумагу в карман. А Даллер, разложив на столе карту, проговорил:
— Конечно, и другие чертежи, сделанные мисс Синклер, были полезны, но этот будет самый главный.
Абингтон выпрямился в кресле.
— А где она должна рисовать?
Даллер нахмурился и ответил:
— В Вурте. Я же сказал...
Абингтон вскочил на ноги.
— Нет, она не будет!..
Посол поморщился и проворчал:
— Помолчите. Все это вас больше не касается.
Абингтон повернулся к Беннету.
— Майор, последние наши агенты, посланные в ту местность, не вернулись. Там смертельная ловушка. Ее убьют!
Лист бумаги в кармане Беннета, казалось, превратился в свинец.
— Я уверен, что Прествуд способен на большее, чем просто охранять мисс Синклер, — заявил Даллер.
Абингтон выразительно посмотрел на майора.
— Поймите, Прествуд, что это — ловушка. Сам султан потерял полк солдат в схватке с бандитами в этих горах.
Посол со вздохом кивнул:
— Да, риск есть. Но это — последнее, что мы просим ее сделать.
Беннет пожал плечами:
— Как бы то ни было, я имею приказ.
И он не станет нарушать его. Если бы британские солдаты не исполняли любой приказ, — пусть даже они сами не были с ним согласны, — то на троне в Лондоне сейчас сидел бы Наполеон. Что же касается именно этого приказа... Он обязан защитить Мари, вот и все.
Абингтон направился к двери. Обернувшись, сказал:
— Я был лучшего мнения о вас, Прествуд.
Беннет невольно сжал кулаки, однако промолчал. А Абингтон добавил:
— До сих пор риск для нее был минимальным. Иначе я не остановил бы ее, когда...
— Довольно! — перебил Беннет. — Лучше скажите, как давно вам стало известно, что мисс Синклер — автор этих рисунков?
— Видите ли, я... — Абингтон умолк, ухватившись за ручку двери. Наконец, вздохнув, пробормотал: — Как будто я мог остановить ее. — Он поджал губы. — Но вы хотя бы сообщите ей, на какой риск она идет?
Беннет тут же кивнул:
— Да, разумеется. И она пойдет на это дело с открытыми глазами — или не пойдет совсем.
Абингтон тяжко вздохнул и вышел.
Беннет проводил его пристальным взглядом. Во время войны, когда он приказывал своим людям выполнять задания, он часто знал, что они не вернутся. Картер и Джонсон... Поттер и Девис... И еще — Блэрни. Он знал имена всех своих людей, приговоренных им к смерти. Он знал каждого из них в лицо и видел перед собой эти лица каждую ночь перед тем, как уснуть и погрузиться в ночные кошмары.
Их гибель тяжким грузом ложилась на его плечи, но он никогда не подвергал сомнению правильность своих поступков. Он делал то, что должен был делать для победы над врагом, вот и все.
Но сейчас... Сейчас все было по-другому. Потому что речь шла о жизни женщины.
Беннет нехотя надел мундир, и солидный ряд наград дружно звякнул — далеко не благозвучно. Майор нахмурился и дернул за одну из этих проклятых побрякушек. Но выбора у него не было; посол ясно дал понять, что хочет представить его, Беннета, своим гостям, собравшимся за столом, — хочет представить в ореоле воинской славы.
Беннет не спеша застегнул мундир — и вдруг насторожился. Что это?
Опустившись на пол, он заглянул за кровать. Никого.
И все же было ясно: кто-то находился совсем рядом.
Майор вытащил из сапога кинжал и замер, прислушиваясь. Вроде бы тишина. Но что же насторожило его? Быть может...
Да-да, тихий шорох. Кажется, из гардеробной. Выждав с минуту, майор убедился в том, что не ошибся. И, выпрямившись, осторожно подошел к смежной комнате.
— Хотите перерезать мне глотку? — послышался знакомый голос.
— Могли бы воспользоваться и дверью, — пробурчал Беннет, опуская нож. — Если вы собираетесь и в будущем тайком пробираться в чужие комнаты, Абингтон, я бы порекомендовал поучиться слежке.