Бывают моменты, когда я втайне радуюсь тому, что никак не был связан с этим делом. В определенном смысле Эллери — это мыслящая машина, и он не испытывает никакого уважения к дружбе, когда логика выносит свой обвинительный приговор. Вполне возможно, что, если бы я оказался замешан в деле — скажем, в качестве адвоката Дональда Керка, — Эллери убедил бы доброго сержанта Вели защелкнуть на моих руках наручники. В конце концов, во время учебы в колледже я снискал более или менее преходящую известность сразу в двух видах спортивных соревнований — как чемпион своего класса по плаванию на спине и в качестве ведущего гребца в лодочной команде.
Каким образом эти невинные обстоятельства могли сделать меня потенциальным — или скорее чрезвычайно активным — подозреваемым в деле об убийстве, которому посвящены нижеследующие страницы, я предоставляю узнать самому читателю и надеюсь, что он получит от этого истинное удовольствие.
Дж. Дж. Мак-К.
Нью-Йорк
Глава 1
Идиллия мисс Диверси
Мисс Диверси вылетела из кабинета доктора Керка под его разъяренные вопли. Некоторое время она стояла за дверью с пылающими щеками, прижав широкую ладонь к своему возмущенно вздымающемуся накрахмаленному бюсту, и слышала, как престарелый джентльмен разгневанно метался по комнате в своей инвалидной коляске, словно галапагосская черепаха, обрушивая на ее белый чепец ужасные проклятия на немыслимой смеси из древнееврейского, классического греческого, французского и английского языков.
«Старая развалина, — в ярости подумала мисс Диверси. — Это… это все равно что жить с ходячей энциклопедией!»
Доктор Керк разразился из-за двери небесными громами:
— И больше сюда не возвращайтесь, слышите?
В придачу к этому он пророкотал кое-что еще на особом жаргоне из тех причудливых языков, которые переполняли его ученый мозг. Эти слова наверняка задели бы мисс Диверси, если бы она обладала сомнительным преимуществом иметь высшее научное образование.
— Чушь! — выкрикнула она, с вызовом глядя на дверь.
Ответа не последовало — по крайней мере, ничего такого, что можно было бы счесть за него. Разумеется, подумала она в мрачном унынии, что можно возразить на смех привидения или на шелест пыльной книги, которую выкопали из чьей-нибудь могилы? Он самый несносный старый… Мисс Диверси почти произнесла эту фразу вслух. Слова так и дрожали у нее на кончике языка. Но добрая сторона ее натуры победила, и она только сурово сжала бледные губы. Пусть одевается сам, если ему хочется. Если уж на то пошло, она всегда терпеть не могла одевать стариков… Минуту мисс Диверси стояла в нерешительности, потом, все еще с красным щеками, двинулась по коридору тверды ми и неспешными шагами профессиональной сиделки.
На двадцать втором этаже отеля «Чэнселор», согласно строгим правилам, стояла монастырская тишина. Мирная атмосфера успокоила возбужденные нервы мисс Диверси. Есть два преимущества, подумала она, которые способны компенсировать работу с этим дряхлым, вздорным и крикливым старикашкой, страдающим — видит Бог, есть на небе справедливость! — от подагры и хронического ревматизма. Во-первых, приличное жалованье, которое молодой Дональд Керк платит ей за нелегкую задачу заботиться об его отце; во-вторых — то, что mènage[10] Керка находился в респектабельном отеле в самом центре Нью-Йорк-Сити. Деньги и местоположение, подумала она с угрюмым удовлетворением, вот вознаграждение за массу неудобств. До «Мэйси», «Джимбел» и других магазинов отсюда всего нескольких минут ходьбы; театры, кино, множество других волнующих вещей ждут буквально за порогом… Да, она согласна все терпеть. Жизнь трудна, но во всяком положении есть свои преимущества.
Конечно, иногда ей бывает очень трудно. Бог знает, сколько раз на дню приходится угождать прихотям всяких несносных типов. А этот старикашка Керк хуже всех: ему ничем не угодишь. Можно же, в конце концов, рассчитывать, что к тебе хоть раз отнесутся по-доброму, по-человечески, что тебя хоть когда-нибудь поблагодарят, скажут «пожалуйста» или «спасибо». Но только не этот старый Вельзевул. Тиран, худший из тиранов. От одного его взгляда ее начинает трясти; даже волосы у него на голове стоят торчком, словно мечтают сбежать от него подальше. Он не хочет есть, когда его просят. Отказывается от массажа и расшвыривает ботинки. Носится по всему номеру, когда доктор Анджини говорит, что ему нельзя двигаться, и не в силах и пальцем пошевельнуть, если доктор Анджини предписывает ему упражнения. У него есть только одно положительное качество: когда он уткнет в книгу свой старый красный нос, то, по крайней мере, сидит спокойно.