Природа одна. Другой не будет…
Неужели не жалко?
Не знаю, как кому, а мне страшно жалко.
В общем, граждане, уходя, гасите, пожалуйста, кто что может…
САХАР В КРОВИ
Недавно один больной скандал устроил. Сахар у него нашли.
— Как это так? Сахар? — говорит. — Я в вашем сахаре не нуждаюсь. Я не маленький. Вы мне подавайте анализ чистый, достойный передового человека.
Не успел откричаться, как другой больной предъявляет претензии:
— Что-то мне эритроцитов недодали. Неужели же я не заслужил у общества достойного количества эритроцитов? Что?
Третьему рентгеновский снимок не понравился:
— Не таким я представлял себе свое внутреннее состояние, не таким, Что-то вы не так, как надо, понимаете свои задачи…
Шум из регистратуры достиг второго этажа. Выходят терапевты: — В чем дело?
Который с сахаром говорит:
— Это же что получается, граждане хирурги? Зачем же я к вам хожу и емкости таскаю? Для того, чтобы вы мне гадости всякие говорили? Не выйдет! Пока мне другого анализа не дадите, не уйду!
Терапевты оправдываются:
— Мы бы с удовольствием. Не мы это. Химия. Аш два О. Таблица Менделеева. Реактивы. Показывают объективно.
Который с сахаром перебивает:
— Плохие у вас реактивы. Что это за реактивы, если они огорчают человека? Реакционные реактивы. Менделеев здесь ни при чем, а насчет объективности мы с вами в другом месте поговорим!..
Испугались терапевты. Вычеркнули сахар.
— Может быть, и у меня химия? — ехидно спрашивает который без эритроцитов. — Что? Ну, допустим, у меня просчет в организме. Со всяким бывает. Но вы-то здесь зачем? Не могли добавить? Что же у нас люди так очерствели, что эритроцитами не поделятся? Ин-те-рес-ное у вас мнение о наших людях. Что? Я понимаю, у вас план по эритроцитам. Правильно, все под планом ходим. Так пользуйтесь же планом умело! Урежьте, у кого много, и приплюсуйте, у кого не хватает! Чтобы было справедливо!.. А то химия! Странная у вас химия. Прямо скажу, не наша у вас химия. Вы с живыми людьми дело имеете, а прикрываетесь какой-то химией. Что?
Испугались терапевты. Приплюсовали эритроциты. За счет своих. Пусть, мол, из собственных высчитают, лишь бы шуму не было.
А тут уже третий наступает:
— Мертвой машине перепоручаете важнейшее дело? Бездушному агрегату без всяких моральных принципов? Мало что вам рентген намалюет! Отретушировать не можете? Темные пятна выпячиваете? Очерняете?
Опять испугались. Скинулись по копейке — дали ему цветную фотографию Бриджит Бардо:
— Извините, вот истинный снимок вашего желудка!..
А наиболее смекалистый терапевт тут же с перепугу лозунг кинул:
— Довольно огорчать отдельных пациентов!
С тех пор в этом медпункте истории болезней по новым методам составлять стали. В оптимальных вариантах. Сколько есть лейкоцитов, сплюсуют, на количество прикрепленных поделят — получается ажур. И, исходя из этого ажура, создали тип здорового больного. И стали планировать его дальнейший рост. А чтобы рентген не очень нахальничал и не портил картину своими объективными наклонностями, выключили. Заменили фотографическим ателье. С ретушером. Чтобы бездушные, лишенные моральных устоев аппараты и реактивы не омрачали картины…
Что, дорогой читатель, не может быть?
В медицине действительно не может быть.
Потому что медицина касается вашего драгоценного здоровья. Она при помощи химии, физики, механики и техники устанавливает объективную, точную картину, вследствие которой вам нужно убивать сахар (не на бумажке, а в естестве!), добавить эритроцитов (опять же не путем волевого перераспределения!), отремонтировать желудок (подчеркиваю, не для фотогеничности, а для пищеварения!) и, наконец, стимулировать, укрепить ваше прекрасное боевое сердце, похожее на набатный колокол.
И что самое смешное, не на бумаге, а в действительности! Попробуй подсунь вам не вашу кардиограмму, даже самую лучшую, — по судам затаскаете! Попробуй подсунь вам не ваш анализ, даже самый обворожительный, не ваш снимок, даже самый симпатичный, — не дай бог чего наделаете!
В медицине, чуть отклонения от объективной нормы, сразу шум: лечить! диета! санаторий! И все взаправду, а не на бумаге.
А почему?
А потому, что медицине ложь, очковтирательство и демагогия смертельны. В медицине предложенного здесь художественного вымысла с сатирической окраской быть не может!
А не в медицине может. И бывает. И не вымысел. И довольно часто в некоторых отдельных случаях.
Тут одну историю докладывали. Стояла машина и принимала сырье. В которой порции больше, скажем, пяти процентов влажности, ту порцию сырья машина не принимала. Потому что выше пяти процентов влажности, как показала наука, для данного производства нельзя. Вот машина и не пропускает.
Но ведь машина на электричестве, а человек на прогрессивке. Разница все-таки. Машине все равно, а человеку, чем больше сырья, тем больше почету. Как быть при таком остром конфликте?
Можно, конечно, понизить влажность во всем сырье, чтобы машина поменьше отбрасывала в сторону. Но как ее понизить? Это же как далеко зайдет подобная рационализация! При добыче следи, при транспортировке следи, при хранении думай. Этак и мыслями изойдешь. Тяжело.
Было бы проще взять небольшой молоток, благословиться по лампочкам и отвалить эту кибернетику в сторону, чтобы не торчала она поперек дороги и не воображала себя умнее начальника ОТК. Но теперь пока еще веяние такое: технику не ломать. Сломаешь — пойдут разговоры, то да се…
Тогда остановились на третьем способе, довольно передовом и современном. Если эта подлая машина требует пяти процентов влажности, не больше, — не подохнет, если будет требовать по десяти. Взяли схему, паяльничек, напильничек и удвоили пропускную привередливость.
Премия рационализатору? А как же! Ведь поток увеличился! И удвоился, и утроился, и в некоторых случаях даже удесятерился.
Не можем же мы ставить в зависимость от какой-то заумной машины свою передовитость! С такой машиной, пожалуй, никаких повышенных обязательств не сварганишь. Не даст, подлая. Машина бездушна. Машина такого насчитает, что потом никаким выговором не отделаешься. Нет у нее взгляда вперед. И взгляда вверх у нее тоже нет. Уперлась в траву, не видя горизонтов.
— Стоп, — скажет читатель, — а брак? Брак-то ведь пошел.
А при чем тут брак? Брак обязательствам не помеха.
Когда еще умных машин не было, мы, бывало, мечтали:
— Вот будут машины, уменьшится брак. Машину не обманешь!
Это почему же не обманешь? Даже человека обмануть можно, уж на что хитрый. А тут машина!
Скажем, план. Знает она, какой план? От нее по-честному ждешь: подсчитай-ка ты, машина, какова у нас картина. Да не своевольничай, а как положено по плану. Чтобы получилось восемьдесят процентов. Ну, по крайности семьдесят шесть и четыре десятых, черт с тобой!
— Машина, будь человеком, не срами!
Бац! Шестнадцать и семь десятых.
— Не соответствует! Давай снова.
Бац! Пятнадцать и две.
— Неправильно! Ошибка. Давай опять.
Бац! Четырнадцать и одна! Время-то идет!..
— Довольно. Выключай, а то дождешься. Ей все равно, а мне отчет писать. Тварь бездушная. А у нас в груди душа горит. Мы болеем за соответствие или не болеем? То, что она показывает, не может быть потому, что не положено, чтобы оно было!
Положено, чтобы Бриджит Бардо, а она — язву желудка. Положено, чтобы кровь бурлила, а она — малокровие. Положено, чтобы без сахара, а она — с сахаром, даже не вприглядку, не вприкуску, а навалом.
Что за черт?
А то за черт, что наука реалистична. И реализм у нее такой, что ставит под угрозу умозрительность. Какие бы красивые анализы ни составлял человек, этот известный венец творенья, у науки свой счет. Таблица умножения. Менделеев, Фарадей и другие упрямые факты.