На глазах пораженного Томаса завязался молниеносный бой. Рыцари с разгона вонзили свои длинные копья и острые мечи в еще живых пеших мутантов, окруживших раненого и беспомощного мальчика. Кто-то из них пытался отчаянно сопротивляться или даже умолял о пощаде, но парфагонцам удалось легко и без потерь раскромсать пойманного врасплох противника, никого не жалея и не обращая внимания на стоны и причитания.
Едва не раздавив Томаса, разгоряченные и обозленные рыцари сходу рванулись дальше вглубь руин его села. Всего их было не больше дюжины, но это была очевидная колоссальная сила, которая произвела незабываемое одухотворяющее впечатление на мальчика. Он впервые испытал те невероятные и особые чувства, которые взрослый человек охарактеризовал бы как гордость за свое любимое королевство. Ощущение было настолько сильным, что, казалось, на одних этих эмоциях можно было легко жить без еды и воды целую неделю.
Забыв на мгновение о потерянных близких, раненый и истекающий кровью Томас воодушевленно и с открытым ртом наблюдал, как бронированные воины короля Альберта Третьего добивали оставшихся в его селении мутантов, пока внезапно не потерял сознание.
Отряд рыцарей Парфагона, состоящий из самых отборных воинов и находящийся под командованием Нильса Дора, расположился на поросших мхом стволах старых поваленных деревьев вокруг полыхающего пламени в ночном лесу, из глубин которого то и дело доносились чьи-то едва слышные истошные крики, а также отчетливые уханья совы, разносящиеся эхом на всю округу. Все были измучены и задумчивы, наслаждаясь запахом запекающегося дикого кабана. Только два раненых воина, что лежали возле потрескивающего костра, иногда тихо стонали или кряхтели, меняя положение. Сам Нильс уже почти целый век служил королю и стремился стать большим военачальником, но, несмотря на удивительную живучесть, продвижения по службе ему давались с большим трудом. Хотя он был на хорошем счету у главнокомандующего, на броне его груди со стороны сердца красовался всего лишь бронзовый жетон с гербом Парфагона в виде двух пересекающихся колец. Этот, похожий на срез угловатого яблока, знак отличия говорил о том, что его носил низший офицер в звании центуриона, который мог командовать сотней воинов, то есть, центурией, но чаще одной или несколькими дюжинами.
Желтое пламя освещало его брутальное лицо с широкими скулами на большой круглой голове, внушительным мясистым носом и задумчивым взглядом. На вид ему было чуть больше тридцати лет, он не особо стремился к безукоризненной внешности, в отличие от большинства жителей Парфагона. Он считал, что мужчине это совсем не обязательно иметь, чтобы получать все нужные радости жизни. Хотя такая позиция вызывала насмешки, в его случае она действительно была эффективной.
– Не волнуйся, Нильс, – пытался его приободрить красавец Ричард Фейн, длинноволосый блондин с утонченными благородно вытянутыми чертами лица и светло-голубыми глазами. – Ты его точно поймаешь в следующий раз.
– Если бы на несколько минут раньше…
– Будем еще ближе. Ему не уйти.
– Что я опять скажу легату? Как я буду смотреть в глаза нашему королю? – нервно перебирая палкой бревна в костре, спросил Нильс. – Опять та же самая история. В который раз.
– Постой, это ведь не наша вина. Мы были быстры как могли.
– Эта всегда наша вина.
Чуть в стороне, укрытый синей рыцарской накидкой, простонал и снова затих Томас. Взволнованный Нильс тут же встал и быстро подошел к нему. Увидев, что несчастный мальчуган все еще без сознания, он лишь плотнее прикрыл его и снова молча вернулся к костру, где уже что-то весело обсуждали рыцари.
– Я все-таки не понимаю, зачем ты его взял с собой, – кивнул Ричард в сторону Томаса.
– В нем что-то есть. Его нельзя там оставлять.
– От него даже мутанты отказались. Мы уже ничего не сделаем с ним. Он слишком взрослый.
– Ничего. Прорвется. У него нет выбора.
– Ты серьезно?
– Да, – Нильс пристально посмотрел в глаза Ричарду. – Ты же сам видел, как он один и еле живой, но все равно пытался биться с мутантом.
– И?
– Сам знаешь, что даже не все из нас на такое способны. Мы, тренированные и взрослые мужики, можем сдаться, потеряв все видимые шансы на спасение. Но ты видел его? Ты видел его смелость?