— Смотри, смотри, — продолжал Джемс Вентворт, — и откажись от меня, если смеешь. Впрочем, такому приличному молодцу, как ты, не к роже признавать меня.
— Джозеф! Джозеф! — промолвил Самсон едва слышно. — Неужели это ты? Да! Это мой несчастный брат! Я думал, что ты умер давно.
— И, верно, был очень рад, — с горечью заметил Джозеф.
— Нет, Джозеф… нет! — воскликнул Самсон Вильмот. — Небо свидетель, что я не желал твоей смерти. Я всегда сожалел о тебе и извинял все твои преступления.
— Странно, — отвечал Джозеф, — странно. Если бы ты любил меня, то неужели остался бы в конторе Дунбара? Если б в тебе была искра привязанности ко мне, то ты бы никогда не согласился есть их хлеб.
Самсон грустно покачал головой.
— Не упрекай меня, Джозеф, — сказал он, — если б я не остался в конторе, твоя мать умерла бы с голоду.
Отверженный ничего не ответил, но тяжело вздохнул. Раздался третий звонок.
— Мне надо ехать! — воскликнул Самсон. — Дай мне свой адрес, Джозеф, и я тебе напишу.
— Конечно, как бы не так, — отвечал его брат иронически, — нет, шутишь. Я нашел своего богатого брата и уж не отстану от него. Куда ты едешь?
— В Саутгэмптон!
— Зачем?
— Встречать Генри Дунбара.
Джозеф Вильмот побледнел. Перемена его в лице была так неожиданна и ужасна, что старик отскочил, словно увидев призрак.
— Ты едешь встречать его? — сказал Джозеф роковым шепотом. — Так он в Англии?
— Нет. Но его ожидают. Джозеф, отчего ты так странно смотришь на меня?
— Отчего? — воскликнул он. — Разве ты совсем стал машиной, говорящим автоматом, безгласным орудием в руках тех, кому ты служишь, что всякое человеческое чувство в тебе исчезло? Ты не можешь теперь понять, что я чувствую! Но вот звонок… Я еду с тобой.
Поезд уже трогался, когда братья выбежали на платформу.
— Нет… нет, — воскликнул Самсон, когда Джозеф бросился за ним в вагон. — Нет… нет, Джозеф… не езди со мною… не езди.
— Я поеду.
— Но у тебя нет билета.
— Ничего, я… то есть ты купишь мне билет на первой станции. У меня нет ни гроша.
Они уселись в вагон второго класса, и сборщик билетов, перебегая из одного вагона в другой, слишком торопился, чтобы рассмотреть билет, который ему сунул Джозеф Вильмот; это был обратный билет в Вандсворт. Еще несколько секунд беготни, криков, хлопанья дверцами, и поезд тронулся.
Старый приказчик посмотрел со страхом на своего брата. Смертная бледность его лица исчезла, но из-под грозно насупленных бровей глаза его дико сверкали.
— Джозеф, Джозеф! — сказал Самсон. — Одному небу известно, как я рад тебя видеть после тридцатилетней разлуки, и даю тебе слово сделать для тебя все, что могу, что позволят мои скудные средства. Я это сделаю если не из любви к тебе, то в память твоей матери. Но поверь, я тебя все еще люблю, Джозеф, очень люблю. Но я не хочу, чтобы ты ехал со мной. Какую пользу может принести тебе это путешествие?
— Какое тебе до этого дело? Я хочу с тобой поговорить. Вот и все. Хорош братец — увидал меня в первый раз после тридцати лет и старается поскорее от меня отделаться. Я хочу поговорить с тобой, Самсон, и хочу увидеть его. Я знаю, как свет обошелся со мной, что он из меня сделал; я хочу посмотреть, как обошелся, что сделал этот справедливый, милосердный свет с человеком, соблазнившим и предавшим меня, с Генри Дунбаром.
Самсон задрожал как осенний лист. Он был очень слаб после второго удара, поразившего его совершенно неожиданно, когда он однажды сидел за работой у своей конторки. Он едва перенес неожиданную встречу с несчастным братом, которого считал давно умершим. Но это не все — им овладел необъяснимый ужас при мысли о свидании Джозефа Вильмота с Генри Дунбаром. Он помнил роковые слова своего брата, сказанные им тридцать пять лет назад: «Пускай он почтет себя счастливым, если, когда мы однажды встретимся, он останется в живых».
Самсон день и ночь молил милосердного Бога, чтобы эта встреча никогда не состоялась. Тридцать пять лет прошло с тех пор, и неужели они теперь встретятся? Он пристально посмотрел на брата и промолвил шепотом:
— Джозеф, я не хочу, чтобы ты ехал в Саутгэмптон и встретился с мистером Дунбаром. Он обошелся с тобой жестоко и несправедливо, никто этого не знает лучше меня. Но ведь это было так давно, Джозеф, ужасно давно. Злые чувства вымирают в человеке с годами, не правда ли? Время исцеляет все раны, и мы научаемся прощать других в надежде, что и нас простят, не так ли, Джозеф?
— Ты, может быть, так чувствуешь, — злобно отвечал отверженный. — Я — нет.
Он больше ничего не сказал и, скрестив руки на груди, высунулся из окна вагона. Но он не видел прелестной картины, развертывавшейся перед ним; не видел богатых нив, веселых ручьев и живописных домиков, мелькавших за деревьями. Он смотрел на все это и ничего не видел, словно перед его глазами был белый лист бумаги. Самсон Вильмот сидел напротив него, и с нервным беспокойством следил за грозным выражением его лица.