— Давай. А куда мы плывем? А чей это дом вон там, на холме?
— Дру Стрэттона. Того парня, который привез тебя вчера из аэропорта.
— Это просто его дом или мы к нему направляемся?
— Да — отвечаю сразу на оба вопроса.
— О! — В голосе Виктории послышалось разочарование. Иден весело посмотрел на нее:
— Не слышу энтузиазма. Неужели тебе не понравился наш Дру?
— Я ему не понравилась. Мне показалось, он изо всех сил старался быть грубым. Он что, убежденный женоненавистник?
— Не думаю.
— Значит, плохо воспитан, — ядовито заметила Виктория.
— У тебя на него зуб?
— Мне не нравится, когда ко мне придираются или проявляют недовольство с первого взгляда и без причин, — с достоинством ответила Виктория.
Иден засмеялся.
— Только не говори, что это с тобой случалось и прежде, я не поверю. А у нас все любят Дру.
— Не понимаю, почему. Он самодовольный эгоист, зануда, совершенно не умеет себя вести и…
— Стоп. Дай бедному парню шанс. Нельзя свергать с пьедестала местного героя. Он порядочный человек, и мы всегда говорим о нем с гордостью.
— Почему? Потому что он носит на бедре пистолет или слишком быстро водит машину?
— Ты не права. Во-первых, он родился в Кении, а его дед и бабка были настоящими первооткрывателями, как Деламер, Гроган и де Брет. Для молодой колонии это много значит. Его родители умерли, когда ему не было и двадцати, он участвовал в высадке в Нормандии, был несколько раз ранен, награжден, а вернувшись домой, узнал, что его управляющий запустил ферму, довел ее до банкротства. Другие фермы получали огромные прибыли в военное время, а его ферма оказалась вся в долгах. Другие на его месте продали бы ферму и уехали, по Дру не продал ни акра своей земли. Сказал, что поставит ферму на ноги. И добился своего. Одному Богу известно, чем он питался, но работал он за десятерых. А как только дела пошли на лад, появились бандиты мау-мау…
Иден посмотрел на озеро и замолчал. Виктория спросила нетерпеливо:
— Ну, и что было с ним дальше?
— С кем? А, с Дру. Ничего особенного, с фермой то есть. Стрэттоны всегда нанимали слуг из племени мазаи, он и рос среди них. Он брат по крови с любым раскрашенным охрой воином в колонии, поэтому мау-мау его не трогали. Но ведь он из бригады «Моя страна», он передал управление фермой старому Гачии и предложил свои услуги Службе безопасности. А закончил он тем, что ходил по лесам с псевдобандой, несмотря на то, что он светловолос, как хористка из варьете.
— А что такое псевдобанда? — спросила заинтригованная Виктория.
— Ты что, вообще не читаешь газет? Они притворялись, что они террористы. Выучили необходимый жаргон, оделись соответственно выбранной роли, англичане даже красили кожу под африканцев. Они ходили по лесам, вступали в контакт с бандами. У Дру был дружный отряд, просто черти. Они творили потрясающие дела. У них была милая привычка делать зарубки на перилах веранды Дру, отмечая количество убитых. Там образовалась довольно длинная линия из зарубок. Хотя официально чрезвычайку отменили, время от времени у него появляются новые зарубки. Сама увидишь. Вот мы и приплыли. Осторожно, сейчас будет толчок.
Он выключил мотор, катер потерял скорость, и Иден искусно маневрировал вдоль маленькой деревянной дамбы, выходившей в узкий залив, берега которого были покрыты роскошными живописными террасами. От дамбы шла деревянная лестница вверх по холму, с обеих сторон росли розы и цветущие кустарники, ступеньки вели к тропинке гравия, которая заворачивала за каменную стену и выводила к широкой террасе, покрытой вьющимися цветущими растениями. Вот уже виден и сам дом: длинный, одноэтажный, невысокий.
Хотя на ферме Дру работали мазаи, домашними слугами у него были арабы. Гордая личность в белой одежде с лицом, будто вырезанным из мореного дерева, поприветствовала пришедших и сообщила, что Бвану немедленно информируют о прибытии гостей.
— Какой красивый вид! — Виктория облокотилась на перила веранды, глядя на широко открывшуюся панораму озера, холмов, покрытых деревьями; у их подножий трава казалась голубой, словно мираж в лучах полуденного солнца. Взгляд девушки упал на длинную цепочку из зарубок, она быстро отпрянула, радость на ее лице сменилась выражением брезгливости.
— Ну, что я тебе говорил? — сказал Иден, заметив, куда смотрит Виктория. — Довольно милая шеренга.
— Милая? Это отвратительно. Варварство. Записывать число мертвых.
— Мертвых убийц, — поправил сухой голос, раздавшийся за ее спиной.
Виктория обернулась и покраснела. Стрэттон был одет в элегантный костюм для верховой езды. Он стоял в дверях веранды, смотрел дружелюбно, переводя задумчивый взгляд с Виктории на Идена.
— Визит вежливости, Иден?
— Нет, боюсь, деловой. Бабушка хочет, чтобы я посмотрел на телят, прежде чем мы окончательно оформим сделку.
— Конечно, она вчера говорила по этому поводу. Телята в загоне за домом. Там Кекинай. Он тебе ответит на все вопросы. А я пока развлеку мисс Кэрил.
Иден с сомнением посмотрел на Викторию, потом ехидно улыбнулся во весь рот и сказал:
— Прекрасно. Я ненадолго. — И ушел.
Виктория сделала инстинктивное движение, словно хотела пойти за ним, но мистер Стрэттон либо случайно, либо нарочно шагнул вперед, загородив собой проход.
— Хотите сигарету? — Он протянул ей портсигар.
— Спасибо, не курю.
— А я закурю, если вы не против. Чай подадут через пару минут. Или желаете выпить прохладительного? Днем очень жарко на озере.
Виктория не ответила на вопрос и проговорила, слегка заикаясь:
— Мне жаль, что вы слышали мои слова насчет зарубок
— Не стоит извиняться за свою точку зрения, — серьезно сказал Дру.
— Я извиняюсь не за точку зрения, а за то, что вы ее слышали.
— Меня нелегко обидеть. Значит, вы считаете меня отвратительным варваром, потому что я разрешаю парням вести счет убитых. Вы не единственная. Есть тысячи мягкосердечных, невежественных людей, которые поддержат вас.
— Спасибо, — мило протянула Виктория.
— Пожалуйста. В отличие от вас я хотел быть грубым. Видите ли, мисс Кэрил, меня утомляют люди, проповедующие свои взгляды на то, что для них является лишь теоретической проблемой и не касается лично, не есть проблема жизни и смерти. У каждого из нас есть то, что мы любим, за что готовы сражаться, умереть и убивать. Интересно, сколько из числа этих нравственных лицемеров смогли бы защитить свой дом, свою жену, возлюбленную или своего ребенка, если бы их жизни оказались в опасности?
— Я не то имела в виду. Только то, что вы ставите зарубки, будто убийство это игра.
— Это не игра. Это ужасно серьезно. Мы преследовали лишь тех, кто намеренно жестокими клятвами, церемониями, жертвенными убийствами, о которых и рассказать-то невозможно (они так кровожадны, что внешний мир просто не поверит), поставил себя вне закона. Мы знали, если нас схватят — а со многими так и случилось, — мы умрем медленной и страшной смертью. Нельзя вести кампанию против зверей мау-мау в перчатках, если только вы не будете возражать против того, чтобы вырыть могилу в лесу и увидеть в ней своего лучшего друга, сожженного заживо на медленном огне, которого предварительно лишили некоторых частей тела, — мау-мау применяют их в своих ритуалах.
Симпатичное лицо и приятный голос Дру не изменились, только вдруг голубые глаза стали суровыми и холодными, как морские камни. Виктория с ужасом осознала, что он говорил о себе, он видел все это. И сказала совсем некстати:
— Извините.
Глаза Дру приобрели обычное выражение, он бросил сигарету.
— Пойдемте туда, я покажу вам кое-что.
Он резко взял ее за руку, повернул и повел к дальнему крылу веранды, где колонна поддерживает крышу, на колонне тоже виднелись зарубки.
— А это наши потери. — Он легко погладил столб. — Вот это Сендаи. Мы вместе с ним играли в детстве. Его отец работал у моего отца, когда оба были еще молоды… Это Мтуа. Один из лучших наших товарищей. Ему отрезали руки и ноги и сунули его умирать в муравейник… Это Тони Шеравей. Его сожгли заживо… Это Багуру, он кикую. Всю его семью убили во время нападения племени мау-мау на их деревню; их жгли в хижинах, а если кто выбирался, добивали пангами. Багуру пробыл с нами год, а что с ним сделали — невозможно рассказать.