Глава 9
Инспектор быстро подошел к двери и бросил взгляд поверх голов взволнованной толпы на первом этаже.
— Маккензи! Вы здесь? — позвал он.
— Здесь! — послышался голос управляющего. — Сейчас иду!
Квин вернулся в помещение и снова сунул руку в карман за табакеркой. К нему вернулось хорошее расположение духа, и теперь он разглядывал директоров, с трудом скрывая усмешку. К тому времени присутствующие, за исключением Сайреса Френча, все еще не пришедшего в себя после страшного удара и равнодушного ко всему происходящему, уже начали понемногу выходить из состояния оцепенения и проявлять первые признаки беспокойства. Зорн тайком поглядывал на свои большие золотые часы; Марчбенкс решительно расхаживал из угла в угол; Траск время от времени вынимал из кармана фляжку с виски и прикладывался к ней; Грей с лицом такого же пепельного оттенка, как и его волосы, молча стоял за спинкой кресла старого Френча. Лавери сохранял спокойствие, отмечая своими смышлеными глазами каждое движение инспектора и его людей. Напряженное мальчишеское лицо Уивера свидетельствовало об испытываемых им мучениях. Он изредка бросал на Эллери умоляющие взгляды, словно прося о помощи и в то же время понимая, что не может на нее рассчитывать.
— Прошу вас еще немного потерпеть, джентльмены, — попросил инспектор, разглаживая усы тыльной стороной ладони. — Нам придется кое-что здесь сделать… А, вы Маккензи, не так ли? А это сторожа? Впустите же их!
Шотландец шагнул в витрину, пропустив вперед четверых пожилых людей с испуганными лицами и беспокойно двигающимися руками. Последним вошел Риттер.
— Я проверил всех служащих, инспектор, как мне велел сержант Вели.
Маккензи сделал знак рукой четверым, вошедшим вместе с ним, они с явной неохотой выступили вперед.
— Кто из вас старший ночной сторож? — поинтересовался инспектор.
Толстый старик сделал еще один шаг вперед:
— Я, сэр. Меня зовут Питер О'Флаэрти.
— Это вы дежурили прошлой ночью, О'Флаэрти?
— Да, сэр, — ответил сторож. — В половине шестого вечера я сменил О'Шейна в его комнатке, выходящей на Тридцать девятую улицу. Эти ребята, — он указал толстым мозолистым пальцем на своих троих спутников, — дежурили вместе со мной.
— Понятно. — Инспектор сделал паузу. — О'Флаэрти, вам известно, что произошло?
— Да, сэр, мне уже рассказали. Какая жалость, сэр! — печально покачал головой О'Флаэрти. Он бросил взгляд на безвольную фигуру Сайреса Френча и быстро повернулся к инспектору, словно испугавшись, что сделал нечто предосудительное. Остальные сторожа тоже смотрели на старшего Квина.
— Вы знали миссис Френч в лицо? — спросил инспектор, внимательно глядя на старика.
— Да, сэр, — ответил О'Флаэрти. — Она иногда приходила в магазин после закрытия, когда мистер Френч был еще здесь.
— Часто?
— Не очень, сэр. Но я хорошо знал ее в лицо.
— Хм! — Квин слегка расслабился. — Итак, О'Флаэрти, отвечайте точно и правдиво, как если бы свидетельствовали в суде. Вы видели миссис Френч прошлой ночью?
В комнате воцарилась напряженная тишина, в которой, казалось, можно было услышать гулкие удары сердца. Взгляды присутствующих были теперь устремлены на широкое, покрытое пятнами лицо старого сторожа. Он подумал, провел языком по пересохшим губам, расправил плечи и ответил.
— Да, сэр.
— В какое время?
— Ровно без четверти двенадцать, сэр. Видите ли, после закрытия в магазин можно войти только через служебный вход со стороны Тридцать девятой улицы. Все другие двери заперты. Я…
Эллери внезапно переступил с ноги на ногу, и все как по команде посмотрели на него.
— Простите, но я вот о чем подумал… — с улыбкой сказал он, обращаясь к сторожу. — Насколько я вас понял, после работы в здание можно войти только через служебный вход, так?
О'Флаэрти задумчиво задвигал челюстями, затем кивнул:
— Да, сэр. А что в этом особенного?
— Ничего, — улыбнулся Эллери, — кроме того, что, по-моему, есть и ночной вход в склад, и он тоже находится со стороны Тридцать девятой улицы…
— Ах, этот! — фыркнул старый сторож. — Он почти всегда закрыт, так что…
Эллери упреждающе поднял руку:
— Один момент, О'Флаэрти. Вы сказали «почти всегда». Что вы имели в виду?
— Ну, — протянул О'Флаэрти, почесывая затылок, — он закрыт всю ночь, кроме как с одиннадцати до половины двенадцатого. Так что это не в счет.