— Пронюхали что-нибудь?
— Дорогой мой. Я понимаю, что дело не в драгоценностях, — сказал мистер Кланк.
— Для кого вы работаете?
— Для себя. Я нахожу это дело очень интересным, друг мой.
— Слушайте, Кланк. Вы мне помогли. Могу и я вам быть немножко полезным. Вы, наверное, хотели бы знать, что было в письмах этой старой девы. Ну так вот, если вы предположите, что ее Альфред писал ей, что брат его настолько его ненавидит, что готов был бы от него избавится, вы будете не далеки от истины.
— О, Боже! Какая печальная история, — сказал мистер Кланк. — Письма эти нужны для шантажа, не так ли?
— А вы что думали? — с усмешкой сказал Билли.
— Вы прискорбный тип, — сказал со вздохом мистер Кланк. — Постарайтесь уйти от всего этого, Бенсон.
— Могу вам это обещать, прямо отсюда покачу в Монте-Карло. Пожелайте мне счастья, — и Костлявый Билли крепко пожал ему руку.
Проходя мимо полицейских, мистер Кланк обратился к инспекторам Ганну и Беллю.
— А! Вы тут? Как приятно! Как поживаете? Как поживаете?
— Не лучше от вашего вида, мистер Кланк, — сказал Ганн с усмешкой. — Вы немножко позабавились с нами, не так ли?
— Право же, вы не должны этого так принимать, — запротестовал мистер Кланк. — Я только исполнял свой долг. Теперь мы можем быть добрыми друзьями. Я не злопамятен.
— Очень вам благодарен, — сказал Ганн и увел Белля с собой. Когда они закрыли за собой дверь, он воскликнул:
— Он не злопамятен! Это предел всего! Противная маленькая обезьяна!
Белль был спокойнее.
— Я бы не сказал. Фокусный человек, конечно. Но не в духе Джоша Кланка издеваться над вами. Не в его духе!
— Вы меня удивляете. Он довольно таки был язвителен в суде.
— В суде, да, — сказал Белль. — Но это пустяки. В частной жизни он всегда очень вежлив, даже слишком вежлив. Мне показалось, что он хотел задобрить вас, Ганн, как будто закидывал удочку.
— Что вы хотите сказать?
— Что же! Он дал нам понять, что мы взялись за это дело не с того конца. Может быть, это и так. Я сам это думал. Но меня смущает, что нам это старается внушить Джош Кланк.
— Ну, послушайте, — запротестовал Ганн. — Почему же вы говорите, что мы начали не с того конца?
— Мы искали человека, который стащил драгоценности; а почему не поискать человека, которому нужны были эти письма?
— Да откуда же мы можем знать, кто он? Мы даже не знаем, искал ли кто-нибудь эти письма.
— Не знаем. Но это единственное предположение, которое бы придало смысл всему делу. Старый Кланк на это намекнул, когда допрашивал мисс Морроу. Единственная причина, по которой кто-нибудь мог искать эти любовные письма, это их отношение к делу Гарстона.
— К этому старому делу? Двадцать лет назад? Я знаю. Но если в этих письмах было что-нибудь такое, что семья Гарстонов желает скрывать, они могут быть очень ценными для Кройленда. Он может заплатить изрядную сумму. Помните старые времена, Ганн? Мистер Генри Гарстон — он был жестокий человек. Не думаю, чтобы он стал мягким. Он не остановится перед пустяками… Нет, этот Джош Кланк сбил меня с толку.
— Я не поверил бы этой маленькой обезьяне, даже если бы она сказала мне, что на мне надеты мои штаны!
— Да, кто его знает! Может быть, он считает, что ему выгоднее быть на нашей стороне?
— Тогда могу поручиться, что он задумал какую-нибудь особенно темную историю.
— Пари я держать не буду, — сказал Белль, — но если Кланк останется здесь, останусь и я.
Путем справок было установлено, что мистер Кланк остается в отеле «Виктория».
ГЛАВА 13
В темноте
Письмо, опущенное в Брэдстоке в субботу, доставляется в Брэдстокское аббатство в понедельник утром. Такова безумная быстрота современной цивилизации.
Мая получила письмо от Тони в понедельник утром, когда ей принесли утром чай в ее спальню. Письмо ей показалось странным и нелепым, и, в конце концов, оно ей не понравилось.
Дорогая мисс Дин. Я знаю, это может показаться нахальным, что я вообще вам пишу. Не смотрите на это так. Это было бы верно, если бы у меня не было причин. А причины эти самые серьезные.
Я видел лорда Кройленда, Это, во-первых. И больше не буду с ним встречаться. Я не могу больше приходить в аббатство, но я должен вас видеть. Должен, во всяком случае. Но после того, что произошло с Кройлендом, хочу видеть вас немедленно. Я должен сказать вам вещи, которых не могу написать.
Я предполагаю, что вы получите это письмо в понедельник. Идите в сторону Брэдстока, как только сможете выйти. Я буду поджидать вас на дороге. Вы должны прийти. Есть вещи, которые вы должны знать. Искренно ваш, Тони Висберри.
— Нелепая личность! — она прочитала письмо еще раз, и оно ей еще меньше понравилось. Ее раздражал тон. Вероятно, если бы Тони не написал, что она должна прийти, она бы пришла к нему, и это, может быть, повернуло бы ход событий.
Она смяла письмо в своей руке, разорвала его на мелкие кусочки и бросила. Она не собиралась отвечать на подобное письмо. День прошел хуже, чем скучно. Миссис Гарстон была в самом требовательном и неразумном настроении. Горничная ее была особенно озлобленной. Они провели утро во взаимной грызне и только объединялись, когда нужно было укорить Маю.
Миссис Гарстон сказала, что она слишком плохо себя чувствует, чтобы спускаться к завтраку, но когда ей предложили остаться наверху, она начала плакать и настояла на том, чтобы спуститься, а за столом только вздыхала и стонала.
Обычное внимательное настроение Кройленда ему изменило. Глэдис в первый раз на памяти Маи почти не участвовала в разговоре.
Еда, наконец, закончилась. Миссис Гарстон, жалуясь, ушла наверх и, наконец, согласилась принять успокоительное средство доктора Ивиса. Мая пошла к себе в комнату отдохнуть, но напрасно. Все казалось сегодня невыносимым.
Но вечер был еще более неприятным. Миссис Гарстон проснулась поздно, жалуясь, что ее не разбудили. Она говорила, что от лекарства она чувствует себя слабой и угнетенной. Она, конечно, знает, что никому не нужна, что она всем мешает, но зачем же давать ей это всегда чувствовать. Она к обеду спустилась и с удивлением отметила, что Кройленд еще не уехал. Почему он еще здесь? Он никогда не оставался дольше понедельника. Он никогда не оставался долго. Она, конечно, знала, что это не для того, чтобы быть с ней. Она рассмеялась странным, высоким смехом, а потом начала плакать.
За обедом Кройленд старался говорить о делах в Брэдстоке, Мая старалась помогать ему поддерживать разговор. Кройленд что-то говорил про парк, про сады, про ремонт дома.
— О! — воскликнула жалобно миссис Гарстон. — Вы любите Брэдсток? — Она стала плакать и смеяться.
— С меня довольно, — буркнул Кройленд. — Владейте собой, мама. Разве вы не можете?
Миссис Гарстон откинулась и зарыдала.
— О, ради Бога, успокойтесь!
Невозмутимые служители продолжали подавать блюда. Кройленд встал.
— Я не могу этого больше выносить, — сказал он. — Вы не можете оставаться здесь. Уведите ее, миссис Дин. Уложите ее в постель. Вы не должны были пускать ее вниз.
— О, я уйду, я уйду, я знаю, что никому не нужна, — миссис Гарстон поспешила к двери.
— Нет смысла сердиться! — воскликнула Мая. — Вы довели ее до этого, лорд Кройленд!
Когда она тоже вышла, Кройленд продолжал стоять в раздумье.
— Есть сегодня вечером какие-нибудь планы? — иронически спросила Глэдис.
Он выругался и вышел.
Глэдис налила себе стакан портвейну.
— Ах ты, грязный пес! — сказала она со злобной улыбкой.
Миссис Гарстон совершенно измучила Маю. Она ничего не хотела, ни на что не соглашалась и только жаловалась и упрекала. Она не хотела ложиться. Она говорила, что ее хотят запереть в комнате, но что она этого не допустит, нет, нет. Она еще не умерла. Конечно, все хотят ее смерти. Для нее это было бы самое лучшее. Но она не должна умереть, нет, не должна.
— Кто говорит о смерти? — вскричала, вбегая, горничная. — Вы не умрете, сударыня. Я об этом позабочусь, — она поглядела на Маю. — Сиделки нам не нужно, не так ли? — И горничная стала укладывать старуху в постель. Она наконец улеглась.