— Я думаю, Иоганн, ты это преувеличиваешь!
— Вспомните, ваша светлость, было ли когда-нибудь так, чтобы Иоганн ошибался, и я уверен, что и теперь говорю истину. Люди, желающие зла вашей светлости, сунули нос туда, куда им не следовало. Нужно это дело разобрать очень подробно и внимательно.
— Но расследование должна производить Тайная канцелярия, а все тут я не могу рассказать — ты сам знаешь — даже начальнику Тайной канцелярии.
— Ему — менее, чем кому-либо, ваша светлость!
— Ты не доверяешь господину Ушакову? Но ведь все его благополучие связано с моей властью, и если не доверять ему, то кому же доверять?
— Только верному слуге вашей светлости, Иоганну.
Бирон улыбнулся и покачал головой.
— Я верю тебе, мой добрый Иоганн, но не можешь же ты один делать все для меня!
— Я и не говорю о том, чтобы делать все, ваша светлость, но я хотел бы, чтобы расследование дела о пожаре дома происходило в моем присутствии.
— Для этого надо командировать тебя в Тайную канцелярию.
— Ну, что ж такое? Для этого достаточно лишь приказа вашей светлости.
— Но ведь ты не говоришь по-русски?
— Я отлично понимаю, когда говорят на этом языке.
— Впрочем, твоя мысль, пожалуй, недурна. Андрей Иванович Ушаков будет недоволен этим, но, конечно, осторожность требует присутствия такого человека, как ты, при разборе дела. Хорошо! Я распоряжусь… Но пока ведь еще нет никаких данных расследования?
— Они уже есть, ваша светлость! Сегодня утром найден поджигатель.
— Поджигатель?
— Так точно, ваша светлость. Наши люди с рейтарами работали на сгоревшем доме, разгребали доски и бревна, и под ними, в подвале, заваленном так, что из него нельзя было выйти, нашли человека, который, вероятно, и совершил поджог, а затем спрятался в подвал, где его и завалило, так что он не мог выйти, и был освобожден лишь нашими людьми, расчистившими доски и балки.
— Где же этот человек?
— Его отправили в Тайную канцелярию.
— Хорошо! Заготовь немедленно секретное предписание господину Ушакову и полномочие тебе присутствовать при следствии!.. Но только вот что: если все это было сделано умышленно, то при чем же тут барон Цапф фон Цапфгаузен?
— А разве господин барон замешан здесь? — удивился Иоганн.
— Он спасал вчера фрейлейн, и я вызвал его сейчас к себе.
— Все это надо подробно расследовать!.. — протянул Иоганн, раздумчиво качая головой.
— Впрочем, мне этот барон вообще не нравится! — проговорил Бирон. — Да и теперь, когда я знаю все уже без него, мне видеть его нечего. Поди в приемную — Цапф, верно, там — и скажи ему, что он может ехать.
— Но, ваша светлость, позволите мне поговорить с ним?
— Говори, я этому не препятствую.
Иоганн вышел в приемную и нашел там барона Цапфа, явившегося по немедленно переданному ему приказанию.
Но от барона он узнал очень мало интересного. Барон мог только рассказать ему, что князь Шагалов с Синицыным остановили его карету и просили помочь спасти неизвестную молодую девушку.
— Князь Шагалов! Хорошо! — пробормотал картавый немец. — Кажется, это — одна компания!.. Ну, да мы все это разузнаем!
Он отпустил барона, а сам направился внутренним ходом, через коридор, в маленькую комнатку, служившую для него и помещением, и своего рода канцелярией и примыкавшую к заднему ходу в помещение герцога.
Здесь, в коридоре, у дверей этой комнаты, ждали Иоганна Финишевич с Пуришем. Иоганн, торопившийся к себе, чтобы поскорее написать приказ Ушакову, обратился к ним с явным неудовольствием:
— Что вам нужно?
— Немножко денег! — умильно произнес, ухмыляясь и поглаживая свои рыжие усы, Финишевич. — Ведь вы сами обещали, господин Иоганн.
— Я совершенно не доволен вашей службой! — сказал Иоганн. — Вы ничего не делаете! Скажите, пожалуйста, ведь офицер князь Шагалов и Синицын…
— Принадлежат к компании Митьки Жемчугова! — подхватили в один голос Финишевич и Пуриш с охотливой угодливостью, как бы доказывавшею, что они и желают служить, и умеют делать это, ибо прекрасно осведомлены обо всем.
— Ну так вот, я поручаю вам следить теперь за каждым шагом этого Жемчугова и доносить мне, где он бывает, что он делает и с кем видается. Надо делать это, марш, марш!.. — и, сказав это, Иоганн вынул из кошелька несколько золотых и кинул их Пуришу.
XXIX. СОГЛЯДАТАЙ
Получив деньги, Финишевич с Пуришем вышли и направились по знакомой им аллее Летнего сада.
— Знаешь, — сказал Пуриш, — поедем куда-нибудь сначала развлечься!.. Я всегда люблю пред серьезным делом сначала рассеяться, а потом уже со свежими силами приняться за дело!
Финишевич усмехнулся и махнул рукой.
— Тебе бы только развлекаться! Ты и до дела, и после дела один норовишь брыкнуть куда-нибудь! Нет, брат, теперь нам дано важное поручение, и мы должны исполнять его!
Они шли некоторое время молча.
Пуриш был не совсем доволен таким оборотом.
— Знаешь, что мне пришло в голову? — вдруг заговорил он. — Мы вот что сделаем: отправлюсь я сейчас к Митьке Жемчугову и подобью его идти в трактир с нами. Такой пьяница, как он, едва ли откажется! И выйдет, что мы будем с ним как верные соглядатаи, а вместе с тем и развлечемся! А угощение, что с нас причтется, на счет немца поставим, потому это ведь по долгу службы!
— Что верно, то верно! — согласился Финишевич и даже прищелкнул языком. — Вот это идея!.. Так вот как: ты, значит, иди сейчас к Жемчугову, а я все-таки поручу двум-трем человекам наблюдение за ним внешнее!.. У меня люди найдутся! А потом пойду прямо в трактир и там буду ждать вас.
Уговорившись таким образом, они расстались.
Пуриш направился в дом Соболева к Митьке Жемчугову и ворвался к нему со стремительностью урагана, с объятиями, с объяснениями в дружбе и преданности.
Митька сидел злой, потерявший надежду, что Соболев вернется. Его все-таки очень изумляло, как это мог пропасть в Петербурге человек так бесследно, несмотря на то, что все силы Тайной канцелярии были направлены на его розыск.
Бурное появление Пуриша сначала рассердило Жемчугова, а потом как бы удивило. С какой бы стати этому человеку было вдруг изливаться в таких нежностях?
«Тут что-нибудь да не так!» — сказал сам себе Митька и стал внимательно наблюдать и прислушиваться к каждому слову Пуриша.
Тот между тем старался изо всех сил и, размахивая закуренной трубкой, повторял, не переставая:
— Ну что, в самом деле! Ну, поедем!.. Ну, возьмем вот так, да и поедем!.. Чего дома сидеть и киснуть? Поедем в трактир, выпьем!.. В кости сыграть можно… Ну, едем: марш-марш…
Митька долго приглядывался и прислушивался и потом внезапно, вскинув взор, спросил:
— А Финишевич где?..
Пуриш, не ожидавший такого вопроса в упор, смутился и невольно сболтнул:
— Он пошел по делу!
Митька недолго раздумывал, какое могло быть дело у Финишевича. Ему показалось, что он нашел, в чем тут была суть.
— Я с удовольствием пошел бы в трактир, — сказал он, — да не могу: мне надо идти!..
— Ну и я с тобой пойду! — заявил Пуриш, посмотрев на часы.
— Нет, я один пойду! — решительно произнес Митька.
Пуриш опять взглянул на часы и забеспокоился.
— Пойдем лучше в трактир! — начал опять приставать он.
«Дурак!» — мысленно обругал его Митька и сказал вслух:
— Знаешь, что?.. Выпьем лучше чего-нибудь дома!
— А что у тебя есть?
— Найдем что-нибудь! Хочешь полынной настойки?
Митька велел принести настойку и налил две рюмки; они чокнулись, выпили, закусили анисовым кренделем, как это делал в былые годы царь Петр.