Польские паны не могли устоять против соблазна, и французский посланник маркиз Монти сманил люблинского воеводу Тарло на сторону Станислава обещанием коронного гетманства. Однако киевский воевода Потоцкий также добивался этого места и, видя, что Тарло выговорил его у Франции, обратился к австрийскому послу. А коронный маршалок Мнишек хлопотал о польском престоле для себя у Левенвольда.
Венский кабинет был против Станислава так же, как и Россия. Но беда была в том, что у русского и австрийского дворов не было готового кандидата.
Тут случай предоставил королевскую корону Польши и государственные сокровища в руки бывшего камергера Августа II, Брюля.
Захватив корону и сокровища, он отправился в Дрезден и отвез их туда к новому саксонскому курфюрсту Августу III, а затем от имени последнего повел сношения с австрийским и русским кабинетами, обещав ряд уступок в пользу Австрии со стороны Польши, если Август III будет избран королем. В России же он повел переговоры с любимцем императрицы Бироном, в том смысле, что Август III, сев на польский трон, будет способствовать в предоставлении ему, Бирону, герцогского титула Курляндии.
Примас упрекал русского и австрийского послов, что они вмешиваются во внутренние дела Польши и мешают свободному выбору короля. Но они отвечали, что свободному выбору отнюдь не мешают, а только хотят защитить Польшу от насильно навязываемого ей Францией Станислава Лыщинского, в силу чего выборы и не могут состояться свободно.
В Варшаве была составлена на русские деньги партия «доброжелательных» панов, и ими была отправлена к русскому двору декларация, хотя, правда, никем не подписанная. «Доброжелательные» объявляли, что ввиду опасности, которая грозит вольности отечества со стороны Франции и ее приверженцев, они, «доброжелательные», обращаются к союзным державам с просьбой о защите драгоценнейшего сокровища Польши — права свободного избрания короля.
Это «драгоценнейшее сокровище Польши» — свободное избрание короля — было осуществлено примасом Потоцким в открытом поле, между Варшавой и местечком Волой. Здесь, около большого деревянного здания, занимаемого сенатом, расположилось до шестидесяти тысяч шляхты на конях, что изображало шляхетский круг, или так называемое «рыцарское коло».
Сторонники Лыщинского кричали: «Да здравствует Станислав!» Так как среди шляхты было немало «подозрительных», то примас быстро проезжал мимо них, сопровождавшая же его свита, при звуках труб и рогов, сама кричала: «Да здравствует Станислав!» — и заглушала крики противников.
Но были протесты и такие, заглушить которые оказалось невозможно. Кастелян радомский, Малаховский, раскрыл грудь и громко сказал примасу:
— Здесь грозят изрубить в куски того, кто протестует против Станислава! Я протестую. Кто посмеет разрубить меня в куски?.. Станислав на сеймах объявлен врагом отечества; где его заслуги? Разве то вменить в заслугу, что он со шведами опустошил наше королевство?
Таким образом «свободно» был избран королем Станислав Лыщинский, и его торжественно ввели а костел Святого Яна.
Но часть панов — и немалая — не желала подчиниться этому решению и отступила в Венгрию, отбившись от приверженцев Лыщинского.
Тут в междоусобицу вмешалась Россия и двинула свое войско. Станиславу нечего было противопоставить ему, так как его коронная армия существовала только по имени. Он бежал в Данциг, и в конце концов Брюль со своим курфюрстом восторжествовал при помощи России и в угоду Эрнсту Иоганну Бирону, желавшему стать курляндским герцогом. Так судьба целой страны была поставлена в зависимость от прихоти всесильного любимца русской императрицы.
Брюль оставался затем в неизменной милости посаженного им на польский трон Августа III. Он овладел и управлял им всецело, ревниво устраняя всех, кто мог помешать ему или перебить дорогу.
Король был у него в полной власти: никто не смел даже подойти к Августу III без разрешения Брюля. Даже лакей не мог появиться в комнате короля, не испросив предварительно разрешения временщика. Когда король шел в церковь, дорогу огораживали и не позволяли никому видеть его.
Август III любил роскошь, и Брюль держал его тем, что давал ему все средства предаваться ей. Он целые дни просиживал с Августом Третьим молча, и тот, не выпуская чубука изо рта, не поднимая глаз, спрашивал: «Брюль, деньги есть? » На этот неизменный вопрос короля Брюль всегда неизменно отвечал: «Есть, ваше величество!» Король называл сумму, которая была нужна для пришедшей ему в голову фантазии, и эта сумма действительно находилась.
Но сам Брюль позволял себе пышность еще большую, чем та, которой окружал себя король. У него было до двухсот прислужников, и свою почетную стражу он содержал гораздо лучше, чем королевскую. Держа короля взаперти, сам он показывался в обществе и любил, когда пред ним выказывали раболепство.
Достигнув такого положения, Брюль должен был чувствовать и сознавать, чего он лишился бы, если бы ему не удалось возвести Августа III на престол. А это, конечно, не могло бы удаться, если бы Брюль не мог доставить захваченные им польские сокровища вовремя в Дрезден и сделать Августа III фактическим обладателем их. Немудрено, что человек, чуть было не помешавший ему довезти благополучно сокровища, стал его злейшим врагом, которому он желал отмстить во что бы то ни стало.
Со стороны примаса было поставлено Брюлю несколько западней и послано за ним вдогонку, но Брюль благополучно миновал все опасности, за исключением одной.
XLVIII. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С БРЮЛЕМ
Брюль, увозя сокровища, главным образом боялся, что за ним будут следовать по пятам или нападут на него врасплох на дороге.
Чтобы убежать от преследования сзади, он скакал почти без отдыха, а чтобы на него не было нападения в пути, он окружил себя двенадцатью отборными, преданными людьми, которые составляли впоследствии ядро его стражи. Ехал он в карете, а его телохранители окружали его верхом.
Они делали поистине невероятные переезды, но непрерывно продолжать их все-таки не могли, потому что требовался отдых и для самого Брюля, и для сопровождавших его.
Для отдыха он пользовался остановками в городках и местечках, где менял лошадей и где считал себя в безопасности. Однако, как только наезжали за ним в местечко новые путешественники, Брюль из боязни, не погоня ли это, поспешно снимался и ехал дальше.
Во время одной из таких остановок он дождался вечера и, когда новых путешественников не приехало и было уже так поздно, что они уже не могли приехать, Брюль решился заночевать, не обратив внимания на троих гостей, остановившихся на проезжем дворе еще раньше его приезда и безмятежно игравших в кости. Но за свою оплошность он чуть-чуть не поплатился.
Эти трое людей оказались клевретами примаса, более сообразительными, чем остальные. Они верхом по лесным тропинкам и через болота пробрались напрямки, опередив Брюля в таком месте, где проезжая дорога делала заворот, и, приехав ранее его в постоялый двор, дождались его тут, разыграв роль беспечных путешественников.
Ночью, когда все уже спали, эти трое пробрались в комнату, которую занимал Брюль.
Но он оказался все-таки предусмотрителен. С самого начала путешествия он употреблял такую хитрость на ночлегах, что делал лишь вид, будто лично занимает комнату, а в действительности укладывал спать в этой комнате троих из своих сопровождающих, сам же через окно или каким-нибудь иным незаметным образом отправлялся в карету, где у него под сидением был привинчен сундук с короной и драгоценностями.
Эта предосторожность спасла его.
Клевреты примаса, проникнув в якобы занимаемую Брюлем комнату, нарвались там на трех самых сильных и ражих людей из его свиты и чуть не были сами уничтожены ими. Произошла настоящая свалка, одна из тех, какие, впрочем, довольно часто случались на заезжих дворах и в гостиницах того времени.