Так думал Пинхус Моисеевич Рутенберг, недавний выпускник Петербургского технологического института. Теперь он служил инженером в Пушечной мастерской огромного Путиловского завода. Ну, мастерской она называется только по обычаю, это огромный цех с новейшим оборудованием. Рутенбергу поручено отбирать специалистов для срочной отправки их в Порт-Артур: необходим ремонт поврежденных русских кораблей.
Его торопят, но он сам еще больше торопит события. Он подбирает тех рабочих, которые сочувствуют идеям партии социалистов-революционеров, его партии. И они поедут в русскую крепость на Дальнем Востоке не с пустыми руками!
Царская Россия не переживет этой войны на Дальнем Востоке, лопнет, расколется, разлетится на тысячу мелких осколков! И мы, которых тут унижали и оскорбляли, расправим наконец плечи, гордо поднимем головы, и займем здесь то место, которое от начала предназначено нам свыше! Здесь и потом на всей земле.
Иван Николаевич молодец, его железная рука чувствуется, хоть и взял такой глупый псевдоним. Хотя пусть его, лишь бы это хамское быдло слушалось... А вот Савинков слабак. Актеришка, играет самого себя. Но злой, это хорошо. Да все идет хорошо, слава Всевышнему!
...Коротышка слез с трамвая, остановившегося как раз у Нарвских ворот, это было концом маршрута, далее рельсовых путей не было. Извозчики здесь тоже не стояли, заметил коротышка. Оно и понятно: рабочие кварталы. Бедность.
Высокий молодой мужчина стоял, как было указано, с газетой в руках. Стоял спокойно, не вертелся. Значит, опытен.
- Здравствуйте, вы не меня ждете?
- Вас, конечно, вас, - широко улыбнулся рабочий, его васильковые глаза светились добротой и доверием.
- Ну идем, дорогой, расскажи, как поживаешь!
Коротышка, увлекая рабочего за собой, двинулся в глубь Нарвской заставы. Не слушая пустых слов спутника (это он для конспирации молол), про себя думал: "Дурак этот лощеный фраер с топориками на воротничке! Не понимает, не знает, что рабочие, даже пожилые, на "вы" друг к другу не обращаются! Не знают жизни, папенькины сынки, а лезут в атаманы! Ну ничего, мы люди крепкие, мы и будем чинить здесь суд и расправу, а не барчуки в крахмаленных манишках".
Подошли к одноэтажному невзрачному домишке, над входом красовались аршинные буквы: "Кабакъ". Зашли, народу было немного, но шум стоял уже изрядный. Воскресенье - рабочий класс отдыхает за чаркой. А что им еще делать в выходной, подумал коротышка даже с некоторым сочувствием: к чтению они не приучены, к театрам тоже, да и нет их здесь, спорт не знаком, клубов нет, ничего нет, кроме кабака, а тут ничего кроме водки. Впрочем. На фабричных окраинах Берлина примерно то же. Хотя нет, там пьют пиво, а не эту белесую мерзость.
Сели за столик (у стены, лицом к входу, таковы неписаные правила подполья). Не спеша подошел трактирный половой в синей бумазейной косоворотке. Коротышка велел принести колбасу с капустой, бутылку пива и чарку водки. Половой принес заказ, поставил на стол.
- С вас два рубля двадцать копеек. Извините-с, господа хорошие, мы вперед берем.
- Что вы, что вы! - вдруг завизжал коротышка с невероятно злобным выражением лица. - Дерете с людей втридорога, совесть надо иметь!
- Дорого, так дверь рядом, - ничуть не смутился половой.
Молодой рабочий взял коротышку за локоть. Несмотря на возбуждение, тот про себя отметил, что ладонь его тверда и крепка.
- Товарищ, не надо, у меня есть деньги.
- Ну как хочешь...
("Нет, мне не жалко, конечно, революция стоит любых грошей, но так нагло! Так хамски! Нет, я должен уважать себя! А этот русский? Ну, они все чумовые, пусть переплачивает, ему даже это нравится, право", - быстро пронеслось в уме у коротышки.)
Рабочий придвинул к себе тарелку с дымящейся капустой, сбоку лежал приличный ломоть колбасы, взял кусок ситного из плетеной корзинки.
Коротышка налил себе пива, подвинул в сторону рабочего стакан с чаркой (знал он нелепые русские меры, не ведающие десятичной системы, чарка - 123 грамма. Как глупо!). Рабочий к стакану не притронулся:
- Я не пью.
Коротышка невероятно изумился, откинулся телом назад, но табуретка не имела спинки, поэтому он чуть не упал.
- Как так? Русский рабочий парень - и не пьет?
- Все сознательные пролетарии не пьют, - просто и даже ласково сказал синеглазый, он относился к новому знакомому с чувством братского товарищества.
- Странно, странно, - сказал коротышка. - Надо крикнуть полового, пусть заберет стакан и отдаст тебе деньги.
- Не надо, - спокойно сказал рабочий, взял стакан и вылил на пол, густо заваленный грязными опилками.
Коротышка в душе этот его шаг не одобрил. "Бедный, а замашки гусарские. Видимо, русские все таковы. Долго придется их перевоспитывать".
Поели, выпили, двинулись обратно.
- Вот теперь запоминай, - негромко, но твердо говорил коротышка, бумажка, которую я тебе сунул, это багажная квитанция Николаевского вокзала. Получишь черный саквояж, он поношенный, это нарочно. Там пакеты. Они безопасны, носи и перевози спокойно. Взрыватели достанешь на месте. Подожди, не задавай вопросов. Там на Николаевской улице есть такой же вот кабак. Войдешь, спросишь Зяму. Он выйдет - здоровый такой, молодой, но уже лысый. Скажешь, привет тебе от Мойши, а если вдруг будут при этом чужие, скажи - от Миши. Понял? И никаких вопросов. Дальше действуй сам. И помни ты герой, ты служишь делу мировой революции. Ну, а если заметут, сам понимаешь...
- Я понимаю, - сказал молодой рабочий, обернувшись к собеседнику, синие глаза потемнели, лицо исказилось ненавистью, - мне объяснили товарищи по нашей борьбе. Я этот мир ненавижу, отец попал под паровой молот, мать спилась, я их обоих не помню. Вырос сиротой. Я все сделаю, товарищ, ты не сомневайся.
- Вот и хорошо, - благодушно сказал коротышка, очень всем довольный, ты прав, нельзя прощать этим проклятым экспо... экспо... ну ты понимаешь?
- Я понимаю, товарищ: экспроприаторов экспроприируют.
На минуту коротышка почувствовал к рабочему что-то вроде уважения: оказывается, он что-то знает...
- Когда отходит ваш эшелон в Порт-Артур?
- Через три дня с Николаевского вокзала. Уже оборудование для ремонта кораблей загрузили в вагоны.
- Так это очень хорошо, - коротышка быстрыми движениями потер ладошки, - чем меньше здесь будешь задерживаться с грузом, тем нам спокойнее.
Сказав это, коротышка тут же подумал, что он зря брякнул "нам", а не "тебе", он может обидеться, а то и заподозрить чего-нибудь. Оглянулся на спутника, его васильковые глаза смотрели так же тепло и доброжелательно.
У Нарвских ворот, на кольце трамвая, коротышка потряс руку молодого рабочего и залез в вагон. Раздался звонок, трамвай двинулся. Коротышка помахал ручкой. Рабочий не жестикулировал, но смотрел на того добрым и преданным взглядом. Он не тронулся с места, пока трамвай не скрылся за домами.
...С появлением бездымного пороха и новых взрывчатых веществ резко выросла мощь корабельной артиллерии. Не только дерево, но и железо сделалось бессильным против стальных снарядов. Суда начали одеваться в броню. Тогда-то и возникло соревнование брони и снаряда, соревнование, которое очень долго, до недавних дней определяло конструктивный тип военных кораблей. Это соревнование во второй половине XIX века было столь общественно знаменательным, что получило отражение в литературе: сразу вспоминается популярный роман Жюля Верна "Из пушки на Луну", один герой там занимается артиллерией, другой - бронированием; полярные занятия и приводят их к личной вражде.
В это самое время Макаров становится главным инспектором морской артиллерии, такое назначение он получил 8 октября 1891 года. До сих пор никогда специально не занимался вопросами артиллерии. В связи с этим его новый пост выглядел несколько неожиданным. Выскажем предположение, что новый пост его объяснялся чисто бюрократическими обстоятельствами: другой вакантной должности не имелось.