Макаров оставался человеком своего времени, и не надо закрывать на это глаза. Однако здесь следует настоятельно подчеркнуть, что он относился резко враждебно к офицерам-крепостникам, которые почитали корабль своим имением, а матросов - дворовыми людьми, которые унижали человеческое достоинство "низших чинов", занимались рукоприкладством.
Сын матроса, уроженец города-кораблестроителя, он всегда оставался неотделимой частицей своего народа и сам это глубоко чувствовал. А когда чувства органичны и естественны, то ни к чему показная "народность", которая у лиц, облеченных ответственностью, порой выражается в панибратстве, то есть, по сути, в том же братстве, только еще более лицемерном и поэтому вдвойне оскорбительном.
Макаров высоко ценил великолепные качества русского матроса и солдата, национальные традиции русского воинства. Он призывал беречь собственные национальные традиции и не перенимать бездумно чужих правил и представлений.
В западноевропейских флотах и армиях издавно практиковались (практикуются, кстати, и теперь) вознаграждение матроса и солдата деньгами за успехи в боевых действиях. Вопрос о введении такого рода вознаграждений в русском флоте однажды был поднят Морским министерством. Макарову было предложено высказаться по этому поводу. Он резко возразил против чуждых новшеств и написал прекрасные слова в честь рядового солдата своей родины: "Русский воин идет на службу не из-за денег, он смотрит на войну, как на исполнение своего священного долга, к которому он призван судьбой, и не ждет денежных наград за свою службу. Отучать его от этих правил - значит подкапывать тот принцип, на котором зиждется вся доблесть русского солдата". Нынче эти слова звучат вполне современно...
Не случайно за всю историю России наемные войска никогда не имели у нас хоть сколько-нибудь существенного значения. И напротив - в Западной Европе и Америке (раньше, как и теперь) наемничество всегда играло значительную, а порой и основную роль в армиях. Напротив, бескорыстие в выполнении своего долга характерно и для передовых офицеров, генералов и адмиралов наших вооруженных сил.
Книга Макарова имела широкий и шумный успех. Автором восхищались - у него появились новые почитатели, автору предъявляли претензии (нередко справедливые) и спорили с ним, автора бранили - бранили зло и раздраженно. Последнее принесло Макарову немало огорчений, ибо здесь проявились личные пристрастия и сведения счетов. Его прозорливую критику Мэхэна, Коломба и некоторых иных современных ему западных военно-морских теоретиков толковали так, будто он вообще пренебрегает иностранным опытом. Особенно досталось Макарову за пристрастие к крейсерам и минным атакам.
- Морское казачество, видите ли, русская лихость! - ехидничали просвещенные оппоненты, понимающе переглядывались: знаем, мол, куда ты метишь, выскочка...
Книга Макарова имела успех не потому, что вызвала шум, - она стала делом. Да, делом, ибо на много лет осталась предметом насущной идейной жизни русских моряков. Кстати говоря, не только русских. Книгу Макарова неплохо знали и на иностранных флотах.
...Летом 1902 года в Кронштадт пришел военный корабль из Аргентины. Командир явился с представлением к Макарову. Разговор шел по-английски, разговор чинный, официальный. И вдруг аргентинец с аффектацией произнес:
- Позвольте поблагодарить вас за прекрасную книгу о морской тактике, мы все ее хорошо знаем.
Макаров вежливо поблагодарил, но в душе подумал: врет небось темпераментный южанин, откуда ему знать о "Тактике"... Аргентинец, видимо, почувствовал сомнения хозяина. Резко повернувшись, он бросил приказание одному из своей свиты. И вот Макаров листает книгу на испанском языке. Свою книгу. А на титуле обозначено место издания - Буэнос-Айрес. Макаров слегка взволнован, но, листая страницы, он внимательно слушает, что говорит аргентинский моряк:
- Хотя наш флот совсем еще молодой, но странно было бы, если бы мы не знали книги, достоинства которой оценены во всех государствах Европы и Америки.
Да, лестно, ничего не скажешь. "Во всех государствах Европы и Америки..." Экзотический город с другого конца земли на титуле собственной книги... Подумать только - Буэнос-Айрес! И тут Макаров сразу мрачнеет: в Петербурге его книга до сих пор не вышла отдельным изданием. Она напечатана была только в журналах.
Одиннадцатого февраля 1904 года, когда началась русско-японская война, его назначили на должность командующего Тихоокеанским флотом, он вновь обратился с просьбой напечатать 500 экземпляров "Тактики" и выслать их в Порт-Артур: Макаров справедливо полагал, что подчиненные должны быть знакомы со взглядами своего адмирала. Однако на этом документе имеется лаконичная резолюция: "Не признано возможным". Макаров узнал об отказе уже в Порт-Артуре. Только он ультимативно потребовал немедленно напечатать книгу или в противном случае заменить его "другим адмиралом".
"Рассуждения о морской тактике" были наконец напечатаны. Но к этому времени Макаров погиб, а Порт-Артур был осажден с моря и с суши.
Шесть раз выходила в России эта книга. Ее шестое издание пришлось на 1943 год. Шла война, далек еще был путь до Берлина. Страна берегла каждую копейку. Многие журналы не издавались, уменьшился формат газет. Все - для фронта... Мало выходило книг, и только самые необходимые. Все - для победы... И в это время вновь появляется макаровская "Тактика". Она была нужна Родине как оружие победы.
11 часов 16(29) февраля 1904 года.
Великая Сибирская железная дорога. Станция Байкал на берегу озера.
Салон-вагон вице-адмирала
Макарова Степана Осиповича.
- Ну что, господин каперанг, поработали и хватит. Вон какая погода! Прямо по Пушкину - "мороз и солнце".
Видно было сразу, что Макаров находился в отличном расположении духа. Он сидел за небольшим письменным столом, заваленным бумагами. Напротив, усевшись за черную пишущую машинку, улыбался капитан первого ранга Васильев, недавний командир "Ермака".
- Недурно, недурно, Степан Осипович, а то спина затекла.
- Это с непривычки. Неделю назад вы едва пальцами перебирали по буквам, а теперь стучите как заправский машинист, - басовито хохотнул Макаров.
Сдержанный Васильев улыбнулся. Его, разумеется, нисколько не удивило в устах Макарова слово "машинист" - именно так именовались в России начала века работавшие на пишущей машинке: в ту пору это была сугубо мужская профессия.
Макаров поднялся, сделал шаг к двери, надел висящую рядом адмиральскую шинель с меховым воротником.
- Одевайтесь, Михаил Петрович, погуляем по станции.
Васильев молча поклонился и вышел. Салон-вагон состоял из кабинета, где сейчас работали Макаров и Васильев, двух купе, где они отдыхали, и гостиной, где они и их гости, если таковые случались, обедали. Адъютанты, вестовые и охрана размещались в соседнем вагоне. Остальные восемнадцать вагонов состава были с ремонтным оборудованием для поврежденных кораблей, а еще в четырех ехали петербургские рабочие-металлисты.
В тамбуре стоял матрос в длинной овчине, закутанный в башлык, при винтовке со штыком - часовой, война все-таки. Адмирал по привычке осмотрел матроса - все по форме, только вот эти противные валенки... Отродясь презирают их моряки. Вот и Макаров, и Васильев ходят в сапогах, хоть и надевают под них два шерстяных носка. Спустились по лесенке, сошли на снег.
- Какая красота, - сказал Макаров, оглядываясь на гигантские сосны, обступавшие со всех сторон небольшой станционный поселок. - Вы ведь впервые в этих местах?
- Да, Степан Осипович, восточнее Урала бывать не доводилось.
- Моряк, понятное дело. А я тут, помнится, еще на санях езживал. Не успели построить железную дорогу вокруг Байкала, теперь по льду положили рельсы, будут, как встарь, лошадьми тащить через озеро.
- Ничего, это займет не более суток.