Лопухин был светским человеком до мозга костей, недаром его с раннего детства воспитывал гувернер-англичанин; кстати, и говорил он по-английски не хуже британского лорда. Никак невозможно было по его лицу заметить подлинные чувства и мысли. Бесстрастным голосом спросил:
- Благоволите сказать, откуда в Главном морском штабе такие сведения?
Каперанг в душе несказанно удивился. Не первый год работая в разведке, он знал, что агентурные сведения - святая святых, о них даже непосредственному начальнику не обязательно докладывать. Что, главе российской полиции это неведомо? Странно...
- Сообщают наши военно-морские атташе... - каперанг едва не добавил из Германии, но вовремя удержался.
- Сожалею, но в Департаменте полиции подобных сведений не имеется. Однако прошу вас доложить адмиралу Авелану, что наши агенты в Европе получат срочные задания, а Петербургскому охранному отделению вменят в обязанность усилить наблюдение за столичными судостроительными заводами.
Каперанг поклонился, вышел. Лопухин вызвал дежурного офицера и приказал никого к нему не допускать. Оставшись один, задумался. Слева на столике три телефона - два из них указаны в справочнике "Весь Петербург", третий - совершенно секретный, даже близкие о нем не ведали. Снял трубку именно с него.
- Прошу номер 22-48.
Долго ждал ответа. Наконец с другого конца телефонного провода прозвучало "алло".
- Досточтимый, беспокоит смиренный брат Доминико. Я бы просил свидания в любое избранное вами время... Да, важно... Да, срочно.
* * *
Шестого декабря 1899 года вице-адмирал Макаров был назначен главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором этого города-крепости. Новая должность его считалась не только высокой, но и весьма почетной. Он получил особняк, яхту, собственный выезд (то есть лошадей и карету, содержащихся "от казны"). Однако все эти блага, столь желанные для многих, были ему безразличны и уж, во всяком случае, ни в коей мере не могли восполнить ему некоторой оторванности от жизни флота.
Зато хлопот по новой должности у него было более чем достаточно. Кронштадт в ту пору служил главной базой Балтийского флота. Здесь с полной нагрузкой работали большой порт, доки, ремонтные заводы, здесь находились склады и арсеналы, здесь проходили подготовку и обучение большие контингенты моряков. На острове Котлин располагались батареи мощной морской артиллерии и форты, защищавшие подходы к русской столице. Все это требовало каждодневного внимания. К тому же Макарову как военному губернатору Кронштадта приходилось заниматься и чисто гражданскими делами: ведь на маленьком острове проживало несколько десятков тысяч людей. И у каждого свои беды, свои заботы...
Надо признать: в новой должности он был как в клетке. Тем не менее, за три с лишним года его пребывания в Кронштадте он очень много сделал для усовершенствования порта, крепости и самого города. Кроме того, он продолжал полярные плавания, воевал за свой бронебойный снаряд, как всегда, много занимался научной работой, выступал с докладами и даже преподавал в офицерских классах (то есть по нынешнем терминологии - нечто вроде курсов по усовершенствованию). Представить себе его в состоянии праздности прямо-таки невозможно.
...И все же вряд ли Макаров был когда бы то ни было столь мало удовлетворен своей службой, как на этом почетном посту. Да, имеются такие должности: чины, звания, уважение и даже власть, и тем более хорошее жалованье - все это есть, только... Только не возникает серьезных спорных вопросов, нет личного участия в решении крупных, принципиально важных дел и планов. И как следствие - очень малая ответственность.
Вряд ли нужно говорить, что для Макарова подобное полупенсионное положение было пыткой. Он готов в любой миг, бросив все, отправиться на Северный полюс, на Дальний Восток, на войну, куда угодно. Завтра же. Через полчаса. Сию минуту... А ему приходилось лишь принимать рапорты да участвовать в высочайших смотрах и парадах.
В архивных бумагах сохранился черновик одной его докладной записки. Неизвестно, была ли она представлена "по начальству", скорее всего нет, правда, оттого не меняется печальный смысл означенного документа. Он невелик: всего лишь один густо исписанный листок. Речь там идет о неопределенности служебного положения главного командира Кронштадтского порта, то есть в данном случае о положении самого Макарова (записка датируется 1903 годом).
Оказывается, на сравнительно небольшом острове главному командиру не подчинялись: инженерное училище, сухопутные войска гарнизона, учебные отряды, морское собрание. В то же время (цитируем) "нет боевого снабжения", "нет офицеров", зато есть "чрезмерное число специалистов". Добавим последнее по счету, но, видимо, первое по важности, - что в непосредственном подчинении Макарова совсем не было боевых кораблей. Он, так сказать, командовал морем и сушей, а не флотом и войсками. Что ж, известный Робинзон Крузо был тоже "губернатором" своего острова, хотя имел в подчинении только Пятницу...
Однако и тут, будучи командиром Кронштадтской крепости, он по-прежнему воевал с косным морским ведомством за необходимые для флота преобразования и нововведения. При этом, повторяем, не следует толковать эту макаровскую борьбу расширительно в смысле социальном. Он, как и многие русские офицеры того времени, полагал, что армия должна находиться вне политики, что дело состоит в защите своего отечества, которое он обязан защищать независимо от характера строя, существующего в стране. Оставался всегда человеком консервативных взглядов и убежденным монархистом.
...2 апреля 1902 года Макаров прибыл в Мариинский дворец, что на Исаакиевской площади, где в три часа дня должно было состояться заседание Кабинета министров. В отсутствие государя, эти заседания проводил по обыкновению Министр внутренних дел. В ту пору им был Дмитрий Сергеевич Сипягин, родовитый московский дворянин и стойкий патриот. Образованный юрист (окончил Петербургский университет), он много занимался законодательными вопросами, в частности по военно-морскому делу. С Макаровым они были знакомы давно, были взаимно расположены.
Макаров подкатил ко дворцу на казенной карете (пригодилась тут, а вообще-то пользовалась ею по большей части Капитолина Николаевна). Прибыл, как обычно, загодя, в начале первого. Сдал шинель, подошел к огромному зеркалу - надо пригладить бороду, растрепалась немного на весеннем ветерке. Обратил внимание на молодого гвардейского офицера, стоящего за его спиной у самого дворцового входа. Как всякий военный, с детства выросший в военной среде, он обращал внимание на все подробности формы, почти машинально. "Странно, - промелькнула мысль, - на гвардейце мундир Преображенского полка, а шашка казачья"...
Он увидел тут же в зеркале, как отворилась высокая входная дверь, как согнулись в поклоне швейцары, вошел высокий человек в шубе - министр Сипягин. Макаров повернулся к нему, сделал шаг навстречу, чтобы приветствовать Дмитрия Сергеевича, как вдруг раздался выстрел, потом сразу еще. Стрелял тот самый гвардейский офицер. Макаров бросился к падающему министру, увидев, как швейцары вязали юношу, что-то истерически кричавшего.
- Дмитрий Сергеевич, - громким шепотом спросил Макаров, - вы ранены?
Тот молчал, не открывая глаз, грудь и живот заливались кровью. Служители бережно отнесли его на диван, стоявший неподалеку. Макаров стоял рядом.
- Сообщите государю... Я верой и правдой служил отечеству и... никому не желал зла...
Подбежал дежурный врач, стал расстегивать окровавленную рубаху. Увидев врача, Сипягин сказал тихо:
- Позовите священника...
И замолчал навсегда.
Заседание Кабинета министров, разумеется, отложили. Макаров вышел на площадь, залитую весенним солнцем, велел кучеру ждать, а сам двинулся к Неве, ему необходимо было остаться одному, подумать.
А мысли приходили тяжелые. Да, не первый раз гремят выстрелы заговорщиков. Он помнит потрясение всей страны, всего народа, когда был разорван бомбой, брошенной из-за угла, государь-освободитель Александр Николаевич. Макаров находился тогда в Астрахани, обеспечивая перевозки войскам генерала Скобелева. Он помнит толпы молящихся в скорбном молчании, плачущих женщин. Это казалось невозможным, невероятным, но вот случилось...