Макаров обдумывал уже дальние перспективы войны. Прежде всего он намеревался, конечно, усилить наступательные действия. С этой целью он начал разрабатывать план постановки минных заграждений около корейских портов, которые использовались Японией для высадки своих войск. Кроме того, адмирал отдал приказ о минировании ближайших подступов к Порт-Артуру.
Это было тем более необходимо, что к Макарову поступали сведения о предполагаемой высадке японского десанта в непосредственной близости от крепости. Учитывая превосходство противника на суше и на море, нельзя было исключать возможность полной изоляции Артура. Предвидя это, Макаров еще двадцать девятого февраля отдал приказ об экономии продовольствия. Любопытная деталь: адмирал предложил прочесть приказ на всех судах и объявить командам, что в случае бережливого отношения к продуктам матросы будут получать денежное вознаграждение; причем предписал обсуждать эти вопросы гласно на собрании всего экипажа. Такого еще не делалось в старом российском флоте. И тем паче на других флотах.
Все тяготы войны Макаров разделял со своими боевыми товарищами. Себе он не собирался делать никаких исключений и поблажек. Даже в отношении питания (хотя в крепости не наблюдалось пока недостатка продовольствия, да и сообщение еще не было прервано). Здесь уместно полностью привести один его приказ, который лучше всяких эпитетов охарактеризует эту достойную щепетильность русского адмирала:
"29 февраля 1904 года. Рейд Порт-Артура.
Ввиду необходимости часто переносить флаг с одного судна на другое или на миноносец, предлагаю впредь во всех случаях, когда я внезапно приеду в море для того, чтобы остаться на продолжительное время, записывать меня и прибывших со мной чинов штаба на довольствие, а в случае недостатка провизии - на матросскую порцию, и тотчас же делать распоряжение, чтобы ко времени раздачи пищи была готова таковая для меня и для чинов штаба без всяких улучшений против обыкновенной нормы.
Вице-адмирал Макаров".
Русская Тихоокеанская эскадра готовилась к бою. Корабли неоднократно покидали рейд, выходя в море и маневрируя вокруг крепости. Об активности русского флота под руководством Макарова можно судить из такого сравнения: за месяц с небольшим его пребывания в Порт-Артуре эскадра в полном составе выходила в море шесть раз, а за последующие десять месяцев обороны Порт-Артура - только три раза.
Вечером тридцатого марта Макаров отправил два отряда миноносцев на разведку. Ночь он провел на крейсере "Диана", который дежурил у входа в порт-артурский рейд. Адмирал опасался, что японцы повторят попытку заблокировать гавань, и старался все время быть в авангарде своих сил. За последние дни он очень устал, но лег спать, как обычно, не раздеваясь и заснул в кресле своей каюты.
Около полуночи его разбудили. Встревоженный командир крейсера доложил, что вдали замечены силуэты каких-то судов. Макаров поднялся на мостик. Сколько он ни всматривался в даль, ничего не удалось заметить. Было пасмурно, шел дождь. Адмирал спустился вниз и опять заснул, но ненадолго. Его вновь разбудили по тому же поводу: возникло подозрение, что японские корабли, скрытые дождем и мраком, ставят мины. Макаров вместе с вахтенными опять пытался рассмотреть что-нибудь сквозь влажную мглу и снова ничего не увидел.
Так и неясно, почему адмирал в этом случае не приказал открыть огонь или, по крайней мере, осветить подозрительный район прожекторами? Позже некоторые очевидцы высказывали предположение, что он опасался обстрелять собственные миноносцы, которые из-за неисправностей или иных причин могли раньше времени возвратиться обратно с боевого задания. Однако многие иные (и в частности, офицеры с "Дианы") полностью отвергают эту версию. Как бы то ни было, истинная причина такого странного поведения Макарова навсегда, видимо, останется неизвестной.
С наступлением утра возвратились русские миноносцы, посланные накануне в разведку. Однако пришли не все. Миноносец "Страшный" заблудился в тумане и отстал от своих. Уже на подходе к Артуру он был окружен большим отрядом японских кораблей. Вскоре на рейде крепости услыхали отдаленный гул артиллерийского боя. Узнав об этом, Макаров тотчас направил к месту сражения крейсер "Баян".
...Сигнальщики на мачте крейсера увидели первыми: все кончено разбитый снарядами "Страшный" уходил под воду. С "Баяна" открыли огонь по японским кораблям, те отвечали. На том месте, где только что затонул русский миноносец, "Баян" остановил ход. Спустили шлюпку, выловили оставшихся в живых. Их оказалось немного, всего пять человек. Теперь уже участь "Страшного" угрожала и самому "Баяну": с юга показалась эскадра японских крейсеров. Командир "Баяна" отвернул обратно на соединение с главными силами русского флота.
В шесть часов утра Макаров приказал кораблям эскадры выходить на внешний рейд. Через час из гавани вышел флагманский броненосец "Петропавловск", за ним двинулись "Полтава", "Победа", "Пересвет", крейсера. Где же броненосец "Севастополь"? Макаров приказал поднять сигнал. Ему ответили, что портовые буксиры никак не могут справиться с тяжелым кораблем. Макаров остался очень недоволен, но тем не менее повел эскадру в море. Вперед вышел "Баян". Когда крейсер проходил мимо "Петропавловска", адмирал сигналом поздоровался с командой и поблагодарил ее за хорошую службу.
Русские корабли энергично атаковали японскую крейсерскую эскадру и заставили ее отступить, нанеся повреждения некоторым вражеским кораблям. Вскоре, однако, Макарову пришлось прекратить преследование, ибо на горизонте появились главные силы японского флота во главе с адмиралом Того. В девять часов утра вся русская эскадра легла на обратный курс, в Артур. Впереди шел "Петропавловск" под флагом командующего флотом.
Погода к этому времени резко начала меняться: все предвещало ясный, солнечный день. Дул порывистый, холодный ветер, поднимая легкую зыбь. Макаров и его штаб находились на мостике "Петропавловска". Здесь же был художник Василий Васильевич Верещагин со своим неизменным альбомом. Известнейший русский баталист несмотря на свои шестьдесят с лишним лет отличался юношеской подвижностью и отвагой. Он во что бы то ни стало хотел лично участвовать в морском бою.
Макаров, стоя на мостике в распахнутой шинели, оживленно давал пояснения Верещагину, собиравшемуся сделать зарисовки эскадры. Японские корабли маневрировали в отдалении. Орудия, недавно грохотавшие, умолкли. До входа в гавань оставалось совсем мало. Было 9 часов 39 минут утра...
Дул свежий ветер, поднимая частую волну. Сквозь серые облака изредка пробивалось яркое весеннее солнце. Эскадра Тихого океана возвращалась в порт-артурскую гавань. Впереди шел броненосец "Петропавловск". На его грот-мачте распластался по ветру адмиральский флаг, словно предупреждая своих и врагов: командующий флотом здесь. В кильватер "Петропавловску" шли броненосцы "Победа", "Полтава", "Пересвет", а затем крейсера "Баян", "Диана", "Аскольд" и "Новик", а далее мелкие корабли.
На мостике "Петропавловска" стоял Макаров. На плечи его была молодцевато наброшена адмиральская шинель, румяное лицо сияло веселым возбуждением. Он говорил громко и энергично:
- Да-с, дорогой Василий Васильевич, это и есть главные силы японского флота, вот они, любуйтесь, пока все корабли адмирала Того еще целы!
И Макаров указал на горизонт, где серой цепочкой вытянулась вражеская эскадра. Рядом с адмиралом стоял пожилой, седобородый, но очень крепкий с виду человек в гражданском пальто и меховой шапке - художник Верещагин. В руках он держал альбом и большой карандаш.
- Значит, первым идет, надо полагать, броненосец "Микаса"? - спросил художник, указывая карандашом на горизонт.