В планы загнанного Есенина входило, по нашему мнению, не только бегство в Ленинград, но и дальше, за рубеж Страны Советов, о чем он недвусмысленно писал 27 ноября 1925 года другу П.И. Чагину: «…вероятно, махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки».
Можно понять смятение и тревогу добровольного узника безотрадных покоев клиники. Из его души тогда вырвались одно за другим замечательные откровения: «Клен ты мой опавший, клен заледенелый…», «Ты меня не любишь, не жалеешь…», «Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…» и др.
Подчеркнем, о грозившем поэту суде и уклонении от него в больнице обычно умалчивается, а именно это обстоятельство, на наш взгляд, послужило поводом для его ареста в Ленинграде.
Продолжаем исследовать хитро скованную вокруг Есенина цепь. Однажды, знакомясь с очередной «порцией» мемуаров людей, встречавшихся в Ленинграде с поэтом, мы обратили внимание на строки о том, что бывший чекист, некий И.И. Ханес, в конце 70-х годов рассказывал автору воспоминаний о своем посещении (вместе с сослуживцами по ГПУ) 28 декабря 1925 года 5-го номера «Англетера».
Едем в город Пушкин к мемуаристу и хозяину первого ленинградского общественного Музея Анны Ахматовой С.Д. Умникову (р. 1902). Да, подтвердил рассказ И.И. Ханеса Сергей Дмитриевич, бывший сосед старого чекиста (адрес последнего: Вокзальная, 21, кв. 28). При этом он добавил любопытную деталь: перед своей кончиной (примерно в 1982 г.) Ханес сказал Умникову: «Когда помру, не хороните меня, а выбросите куда-нибудь мое тело и не надо никаких речей». Хоронили его пристойно, но жена, Анна Яновна, действительно на прощальной церемонии речи активистов домоуправления запретила. Скоро скончалась и она (детей у них не было), и история эта погребена временем.
Архивисты Санкт-петербургского управления ФСБ — надо отдать им должное — быстро нашли «своего» человека в чекистских бумажных залежах. Перед нами сухая и строгая справка:
«Ханес Иосиф Иосифович, 1896 г. рождения, урожд. г. Вильно, еврей, до ареста работал начальником снабжения Треста Экспериментально-художественных мастерских; проживал по адресу: Ленинград, ул. Чехова, д. 7, кв. 12. Арестован органами НКВД 26 января 1938 года по обвинению в проведении контрреволюционной троцкистско-зиновьевской деятельности. „…· В материалах „дела“ имеются сведения, что Ханес И.И. служил в органах ВЧК — ГПУ с 1921 г. по 1922 г.“.
Из той же архивной справки видно: И.И. Ханеса в 1938-м все-таки оставили в покое, но в 1947-м его осудили по ст. 58-10 (антисоветская агитация) на семь лет лишения свободы; в 1956-м реабилитирован.
Был или не был Ханес в «Англетере» после официального объявления о самоубийстве Есенина, теперь вряд ли возможно доказать. Но то, что бригада ГПУ с декоративными целями выезжала в гостиницу, вполне возможно. Не забудьте: об участии ведомства Дзержинского в декабрьском преступлении говорит письменный намек «обиженного» участкового надзирателя Н.М. Горбова на начальника секретно-оперативной части ГПУ И.Л. Леонова. И это не единственное доказательство.
Архив ФСБ, давая справку о Ханесе, все-таки ошибся (еще бы: такой бумажный Монблан!). Он явно служил в ЧК—ГПУ не только в 1921-1922 годах, но и в 1925-м, что почти подтверждает наша спасительница и помощница — контрольно-финансовая домовая книга. Она свидетельствует, тогда Ханес жил в доме №60, квартира 43, по улице Некрасова, через каких-то пятнадцать домов от В.И. Эрлиха. Домоуправ указал место работы Иосифа Иосифовича: «Интернациональный клуб», — он-то и станет для новых исследователей ключиком для открытия секретного замка.
Мы же ограничимся следующими замечаниями: многие соседи по дому Ханеса — «военнослужащие» (один из них летчик Б.М. Кислицкий); мелькнул в приложенных справках о доходах «агент» (снабженец?) Карахан — уж не родственник ли Л.М. Карахана?
В заключение настоящего «чекистского» сюжета еще одна прелюбопытная новость, имеющая прямое отношение к «Англетеру». Но в начале небольшое отступление.
…Однажды в печати промелькнула информация о проходивших в Ленинграде Есенинских чтениях:
«В зал пришла неизвестная женщина, которая стала утверждать, что Есенин погиб не в своем номере, а где-то на чердаке или в подвале (запомним это. — В.К.), и только потом труп был принесен в пятый гостиничный номер. Она называла старуху, тогда проживавшую в деревне, работавшую в тот трагический день в „Интернационале“ уборщицей. Однако эту незнакомку участники чтений слушать отказались и выставили из зала, как ненормальную…» Нас нисколько не удивило пренебрежение заботников поэта свидетельством «старухи». За последние годы столько пришлось наслышаться и наглядеться.
Например, новые документальные материалы о трагедии в «Англетере» отказались печатать даже такие популярные газеты, как «Сельская жизнь», «Труд», «Культура» и др. Глухой к этим материалам была и рязанская «Приокская газета». Видно, побаиваются.
Напрасно все-таки участники Есенинских чтений не выслушали случайную гостью. Сегодня с большой долей определенности можно сказать, какая именно бывшая уборщица «Англетера» доживала свои дни в деревне. Долгий и сложный анализ показал: это Варвара Владимировна Васильева, 1906 года рождения.
Из официальной справки архива ФСБ: «На 7 марта 1935 года установлена работающей бухгалтером в „Гомец“ и проживающей совместно с матерью по пр. Октября, д. 32/34, кв. 45. С 3 мая 1928 года по адресу: Васильевский остров, 3-я линия, д. 40. Место жительства до 1928 года и род занятий до 1928 года установлен не был.
Постановлением Особого Совещания при НКВД СССР от 23 марта 1935 года, как член семьи бывшего помещика сослана с матерью в г. Воронеж. Постановлением Особого Совещания НКВД от 22 апреля 1935 г. ссылка была отменена».
Поможем архиву ФСБ: В.В. Васильева с 10 августа 1925 года по 1928-й работала уборщицей-горничной в «Англетере» (сохранилась специальная пометка красным карандашом в одном из списков жильцов гостиницы, что она в 1925-м обслуживала 5-й номер). В то, что она в 1935-м была сослана «как член семьи бывшего помещика», мы не верим — сей пункт, на наш взгляд, для наивных людей. «Загремела» она, конечно, в связи с недавним убийством С. М. Кирова и, возможно, своей нечаянной косвенной причастностью к этому «делу». Есть основания считать ее чекистской крестницей Вольфа Эрлиха, тем более одно время она была его ближайшей соседкой по дому на улице Некрасова: №29-№31, а в 1925-м перебралась в «Англетер» (№336). Милостивое отношение к ней энкавэдэшников, согласитесь, кое о чем говорит…
Да, Варвара Владимировна действительно могла своими глазами видеть, как пьяные негодяи тащили в гостиницу чье-то тело; может, непосредственной свидетельницей вандализма она и не была, но все равно, как уборщица-горничная, многое могла слышать от «есенинских» соседей (некоторых из них мы перечисляли). Жаль, очень жаль, что ленинградские печальники поэта в свое время прогнали нечаянную собеседницу, знавшую адрес В.В. Васильевой.
ГЛАВА IV
ПОДРУГА С ЛУБЯНКИ
О ней пишут чаще с умилением и состраданием. Своей большой заботницей называл ее Есенин, благодарный ей за кров, редакционно-издательские хлопоты и, конечно, любовь, которая, увы, не была долгой. Все это верно. Однако портрет подруги поэта до сих пор не прорисован, многие страницы ее бурной жизни неизвестны, хотя и изданы ее дневник и воспоминания. Так и остается загадочным ее самоубийство на могиле Есенина. Не прояснена ее роль в сложных хитросплетениях декабрьской трагедии поэта.
Дочь французского (?) студента и грузинки Галина Артуровна Бениславская (урожденная Карьер) (1897-1926) была на редкость целеустремленной и твердой натурой. После учебы в пансионе (Вильно) и окончания с золотой медалью женской Преображенской гимназии в Петрограде она поступила на факультет естественных наук в Харькове, где ее застал Октябрь. К тому времени двадцатилетняя Галина была уже членом большевистской партии и жить под властью белых генералов не хотела. Под видом медсестры она дерзко прорывается через фронт к «своим» и попадает в штаб 13-й армии. Понадобился даже запрос в Петроград к Мечиславу Козловскому (отцу подруги Бениславской, подельнику Ленина по тайным финансовым операциям), чтобы ее признали «красной». С тех пор (с 1918 по 1922 г.) она — штатная сотрудница ЧК. Фанатично преданная идеям революции, она гордилась своей опасной профессией и не скрывала этого. И можно понять романтически настроенную девушку в кожаной куртке с маузером на боку — ведь это и о ней восторженно пел Демьян Бедный: