19 октября, четверг. Сейчас вечер. После вчерашнего радостного дня меня снова начал одолевать ужас перед чем-то, хотя я и сам толком не понимаю, перед чем. Это что-то вроде предчувствия большой опасности. Я боюсь! Кажется, именно это чувствуют некоторые люди перед смертью, я столько раз об этом читал! Но я боюсь не только из-за предчувствий, но и из-за того, что последнее время вокруг происходит: кто-то знает, что я делаю, и хочет отобрать мою идею. И, похоже, я знаю, кто это. У меня ужасно болит плечо и я почти ничего не мог делать в мастерской. М. из-за этого страшно злился и говорил, что выгонит меня из дома. Но он не имеет на это права! По договору он обязан содержать меня до семнадцати лет, и он знает, что мне об этом известно! Впрочем, я уже и сам бы с удовольствием от него ушел. Вечером я пошёл звонить в колокол, хотя плечо болело просто адски. Но я должен был идти, ведь сторожу из Святого Якуба некем меня заменить. Да мне бы и не хотелось, чтобы он меня заменил, иначе бы я лишился заработка. М. пришёл туда за мной. Он будто взбеленился — кричал, что, мол, в мастерской я работать не мог, зато звонить — могу! Приплёл и головоломку. Хотел её у меня забрать, говорил, что эта игрушка напрасно забивает мозги, угрожал. Из костёла Святого Якуба я не пошёл в сарай, у меня болело плечо. Оно отекло приходится прикладывать компрессы. Если до завтра не пройдёт, пойду к доктору. Скорее бы выздороветь! И скорее бы выбраться из всего этого, что вызывает у меня отвращение и этот непонятный страх.
20 октября, пятница. Сегодня снял с велосипеда передачи, всё разобрал и попрятал во все мыслимые закутки. Кое-что завернул и отдал Рамоузу на хранение (он не знает, о чём речь, и по деталям тоже не догадается), кое-что забросил под верстак в сарае, а винтовой привод принёс домой. Винт завернул и спрятал в подвал. Боюсь, что кто-нибудь снова проникнет в сарай, и обо всём догадается. Прежде, чем я изготовлю новые крылья, пройдёт много времени. Когда они будут готовы, поставлю всё обратно на велосипед. Только боюсь, что в этом году уже не успею — всё время идут дожди, рано темнеет и скоро выпадет снег. А мне для испытаний нужен хотя бы лунный свет и хорошая сухая погода. Но даже если всё затянется до весны, я выдержу! А пока разузнаю, что надо делать, если хочешь защитить своё изобретение, чтобы никто не мог его повторить и чтобы получить все права на его производство. Надо узнать, куда обращаться и что для этого нужно. К доктору не ходил, плечо перестаёт болеть.
21 октября, суббота. Сижу наверху, на башне под колоколом и пишу при свете свечи о сегодняшнем дне. Я прямо задыхаюсь от злости, и руки у меня дрожат от волнения. Этот подлец М.! Отвратительный человек! Сегодня днём начал ругать меня в мастерской за плохую уборку. Я несколько раз подметал, но ему всё не нравилось. Потом он перевернул все ящики с инструментами, чтобы мне пришлось всё снова складывать. Я не выдержал и закричал, что такую бессмысленную работу делать не буду! Он бросился на меня сзади и чуть не повалил. Я поднялся, но он начал меня колотить, словно взбесился. Во мне вспыхнула ужасная злость на этого тирана. Я принялся размахивать во все стороны кулаками, желая его уничтожить, чтобы он уже никогда и ни на кого не поднял руки. А потом я убежал сюда, в башню. Внизу немного поговорил со сторожем, этот старый добряк меня утешал. А теперь я здесь и пишу, пока не пришло время звонить в колокол. Мне всегда становится легче, когда я доверяюсь хотя бы бумаге.
Внизу хлопнула дверь. Вижу там свет. Кто-то поднимается наверх, ко мне. Кто бы это мог быть? Наверное, сторож. Мне отсюда не очень видно, фонарь у него плохо светит, и он…»
37. Подумайте вместе с нами
— На этом дневник заканчивается, — сказал Мирек странным голосом. — Мы только что прочитали запись о последнем дне жизни Яна Тлескача!
— Как это? — подскочил на стуле Быстроножка, и перегнулся через стол к Миреку. — Там правда больше ничего нет?
— Покажи!
— Наверное, листов не хватает!
— Не может такого быть!
Ребята кричали наперебой, заглядывая в тетрадку.