— Добрый день, мисс, — сказала Роза Брендон неожиданно взрослым голосом. — Вы та женщина, которая убила маму. Проходите внутрь!
У меня было такое ощущение, будто я одну тюрьму поменяла на другую.
Глава четвертая
Я видела, что мой «галантный» провожатый не намеревается мне помочь, поэтому сама взяла чемодан и коробку со шляпкой и осторожно стала подниматься вверх по ступенькам.
Молоденькое создание, только что бросившее мне в лицо страшное обвинение, толкнуло входную дверь, позволив ей открыться, а затем и закрыться. Металлического оттенка глаза просверлили меня буквально насквозь. Но, как я вскоре установила, взгляд юной особы приковывала не моя персона. Она откровенно уставилась на голубые сверкающие ленты, которыми была перевязана коробка со шляпкой.
Маленькая Роза была одета на редкость просто, скромно и не имела на себе никаких украшений. Ее каштановые, лишенные всякого блеска волосы были стянуты сзади в тугой хвост, оставляя открытым круглое лицо, которое не украшали даже красивые сами по себе огромные глаза. Было жалко смотреть на то, какое неизгладимое впечатление произвели на малышку модные вещички.
— Проходите, проходите, — оживленно настаивала она, но с такими нотками в голосе, которые испугали меня в столь юном создании. — Вы прибыли как нельзя вовремя. Мой брат утверждает, что какой-то призрак бродит по «Голубым Болотам». Шиллер и Пен как раз разыскивают его. Это полнейшая чепуха. Шиллер такой никчемный и глупый красавчик, что не заметит призрака, даже если будет пить с ним чай за одним столом.
Не по годам развитый цинизм Розы не вселил в меня оптимизма. По всему было видно, что в жизни ей приходилось несладко. В ней не осталось ничего детского. А ужасное обвинение, выбранное в качестве приветствия, можно было рассматривать в данном случае лишь как какое-то противодействие. Не означало ли это, что она знает о подозрениях отца по поводу брата и ее самой?
Я проследовала за ней в холодный зал и в неярком, блеклом свете увидела неприглядное внутреннее убранство. Когда Роза закрыла за мной дверь, у меня по коже пробежали мурашки, и я невольно вспомнила, как за мной захлопнулись тюремные ворота.
— Да я смотрю — вы мерзнете. Вам холодно, Ливия? — спросила Роза, внимательно меня разглядывая. И затем, даже не дождавшись моего ответа: — Отец и Франц говорили, что мы можем называть вас Ливией. Франц утверждает, что вы красивы. Вот я и думаю — почему?
Я смущенно рассмеялась и проговорила:
— Вероятно, он хотел тебя просто подразнить.
— Гм. Мне кажется, я даже рада, что вы не такая красивая. Вот тетушка Эмилия — просто красавица. Она носит платья только с рюшечками и всякими прочими украшениями. И она отглаживает свои юбки так, чтобы они лучше облегали тело. Вы когда-нибудь слышали о подобной чепухе?
И хотя ее слова не показались мне уместными, тем не менее, они меня порадовали.
— Ты знаешь, когда женщина взрослеет, она согласна изменять свою внешность с помощью любой чепухи, лишь бы выглядеть привлекательно, — пояснила я дружелюбно. — Не кажется ли тебе, что лучше будет, если я отнесу вещи в свою комнату, прежде чем мы продолжим нашу беседу?
Не говоря ни слова, Роза развернулась на ступеньке и стала подниматься по лестнице.
— Да, Роза, ты очень хорошая и старательная хозяйка, — проговорила я, стараясь не отставать от нее. — А что, в доме нет прислуги? И как ты одна справляешься со всеми делами?
Она неопределенно пожала плечами, но ее круглые, толстые щеки засияли гордо и счастливо.
— Да, я действительно стараюсь быть гостеприимной хозяйкой. Лучшей, чем моя мама, в любом случае. И лучшей, чем тетушка Эмилия. Она устраивает много шума, но она достаточно коварна. И пытает острыми иглами.
— Что?!
— Словами. Она не говорит прямо, что думает, но пытает и мучает так долго, пока не захочется плакать. Но со мной это не пройдет. Никогда!
— Роза, давай заключим договор, — предложила я. — Мы не будем иметь друг от друга никаких секретов, хорошо? Никаких камней за пазухой. Согласна?
Она остановилась. Мне показалось, что она хочет обернуться и согласиться со мной, но она молча указала рукой влево на узкую неприметную лестницу, ведущую на верхние этажи. Сквозь высокое окно проникал неяркий голубоватый свет.