Несмотря на все неприятности, я поспешила за детьми, счастливо улыбаясь. Они были непривычно молчаливы. Роза выглядела очень подавленной, хотя поток слез у нее уже иссяк.
— Ливия, можно нам с вами поговорить? — неожиданно спросила она меня, схватив за руку. — Мы должны. Мы не можем больше молчать. Пен утверждает, что мы еще можем, но я говорю: нет. Я не могу больше, не могу, дорогая Ливия!
Она бросилась в мои объятия и уткнулась лицом мне в грудь. Я обняла ее с материнской нежностью.
Пен, тоже находясь в сильном возбуждении, прокричал:
— Вот ты это и сделала, дура! Все предала!
— Идите оба в мою комнату! — сказала я строго, продолжая держать Розу за руку.
Может быть, я теперь узнаю их тайну? Как ни странно, я не была взволнованна так, как ожидала. Я просто не могла и подумать, что они желали зла своей матери и тем более что они виновники ее смерти. И за все происшествия в доме мне не хотелось делать их ответственными.
Я закрыла за нами дверь и разожгла в камине огонь, чтобы сделать атмосферу более уютной.
— Ну, давайте! Если вы хотите, я обещаю вам, что никто не узнает о нашем разговоре.
Их лица заметно просветлели.
— Мы… Речь пойдет о нашей матери, — объяснила Роза и съежилась, когда Пен перебил ее:
— Правильнее сказать — об отце.
Казалось, Роза не знает, что говорить дальше, а Пен сердито вздохнул, но его глаза просили о понимании. Я попыталась поддержать его улыбкой.
— Ливия, вы действительно хотите стать женой нашего отца? — спросил он напряженно.
Я покраснела и не ответила.
— Она будет, — сказала Роза убежденно.
— А почему вы не хотите, чтобы я стала женой вашего отца? Вы боитесь, что я отниму у него любовь к вам? И место в его сердце? Это просто невозможно…
— До матери нам нет никакого дела, — перебила Роза возбужденно. — Она говорила, что меня она совсем не хотела. Все дело в том, что мы вас любим. И мы не хотим, чтобы с вами случилось то же самое, что и с нашей матерью. Я думаю… Ей с нами не повезло. Мы это поняли. Но если с вами случится что-нибудь… Мы будем ненавидеть нашего отца, ведь правда, Пен? Да, будем его ненавидеть.
— Бог мой, о чем вы говорите?
Я была уверена, что неверно поняла слова девочки, и посмотрела на Пена, ища у него поддержки.
— Ваш отец не имеет ничего общего со смертью вашей матери. Он же был в это время в плавании, когда ее убили.
— Вы тоже знаете, что она была убита, — пробормотала Роза и вновь захныкала. — Но это было неумышленно. Она его так довела, что у него больше не было сил терпеть. Он ударил ее, и она упала с кресла-каталки. Он опрокинул на нее кресло и исчез.
Это просто кошмарный сон, убеждала я себя. И откуда и у них такая уверенность?
— Вы видели, — мой голос задрожал, — вы видели сами, как он ее убил? Почему он ее ударил? Почему? Говорите!
Пен начал говорить.
— Мать сказала, что с нее довольно терпеть эту жизнь на болоте. С ним и двумя проклямыми озорниками. И что между ними все кончено. Поэтому отец ее и ударил. А мы хотели навестить мать тайно, без ее ведома. Но мы не могли пройти к ней, потому что родители спорили. То есть спорила она. Он был в своей морской форме и выглядел так, словно в большой спешке доскакал из Плимута в Лондон.
— А ты уверен, что это был твой отец? Форма с накидкой — это всего лишь форма с накидкой.
Роза уверенно кивнула головой.
— На нем была большая шляпа. Он ее носит, сколько я себя помню. Она совсем немодная. Такие сейчас уже давно не носят.
Слова Габриэллы о ее детях шокировали меня, и мне был совершенно понятен гнев капитана. Но не могли ли дети ошибиться? Да и видели ли они его лицо, или?.. Ох уж эта накидка! И человек сегодня в саду, был в накидке. И почему только я должна обо всем этом думать? Лучше бы всю жизнь оставаться в неведении.
— Что же нам делать? — спросила жалобно Роза.
Разочарование в ее словах резануло меня по сердцу. Я обняла обоих детей и попыталась продемонстрировать им уверенность, которой у меня самой не было.
— Вы должны забыть о том, что вы видели в тот вечер. В этом нет полной ясности. Помните об этом, и рано или поздно мы узнаем правду, что человек в накидке был не ваш отец, а кто-то другой…
— Кто? — спросил Пен.
— Этого мы пока не знаем. Но узнаем со временем.
— А узнаем ли мы про это? — Пен полез в карман своей потертой жилетки из кожи. Сияющая вещица лежала на его ладони. Бриллиантовая сережка.
— Где ты ее нашел? — воскликнула я возбужденно.
— В комнате отца, когда я ходил за бренди для вас.
— Кто-то подбросил ее туда, чтобы обвинение пало на него, — проговорила я быстро, чтобы оправдать Николаса. — Ты нашел там и другие драгоценности? Где она лежала?