Выбрать главу

А в избе у кузнеца женщина оказалась. Не понятно, как сумела зайти? Евдокия поначалу подумала, что это соседка поторопить заскочила. Но окна в избе закрыты и двери крючок стережет. А женщина положила руку Евдокии на плечо и тихо так промолвила:

— Не торопись, милая. Детишек зря не булгачь. Спите без опаски. Не коснется вас мой огонь.

Так хорошо и спокойно стало после этих слов у Евдокии на душе, что легла и уснула. Весь пожар проспала.

Дотла смело огнем лавочниково богатство. Утром с покоса Гаврила приехал. А рядом с его избою пустырь. Черное пепелище. Остальные кыштымские куркули испугались пламенной мести. Гурьбой заявились в заводоуправление и добровольно сдали билеты, купленные на чужие покосы. Даже деньги назад не потребовали. Богатеи-то посчитали, что это сам Гаврила в отместку поджоги устроил. Вот так билетная война в Кыштыме и кончилась.

А вскоре по уральским заводам революция очистительным огнем полыхнула. Заводчиков, бар да их прихлебателей будто метлой смела. Даже высокопоставленные, коронованные особы не удержались. Овладели коммунисты пламенным словом. По справедливости жизнь перевернули. У кузнеца-то Гаврилы у первого из кыштымцев красный цветок в петлице зажегся. И с народом мастерски научился кузнец говорить. Бывало, на людных заводских митингах такие зажигательные речи заворачивал. И непременно про пламенное слово поминал.

СЛЮДЯНОЕ ОКОШКО

Был Кондрат мужиком крепким, будто кварцевый камень. Сильным и чернобородым — под стать темному пню-колдуну. Под рыжеватыми усами бесшабашная улыбка играла. В охотничьем ремесле не знал себе равных. На медведя в одиночку с рогатиной хаживал. Зимой волков брал.

Часто перебивался Кондрат старательским промыслом. Днями бродил по таежным урманам. По высохшим руслам ручьев и речек. Промывал речные пески да гальку. Кварцевый камень каелкой долбил. Змеиные гнезда примечал. По следу медянки дорожку к богатой жизни присматривал. Вольную купить намеревался.

Как-то раз в тайге заколол Кондрат матерого медведя. Принялся разделывать и в желудке на золотой самородок наткнулся. Сбыл найденное золотишко — да приказчику в ноги. Тот, понятно, к заводчику с челобитной. А заводчику что, лишь бы монета золотом звенела. Так Кондрат с семьей и вышел на волю.

Подался Кондрат в лесообъездчики. По договоренности, конечно, с заводским начальством. Иначе-то как? Вольному-то воля, но время от времени злого барского кнута остерегайся. Знал, что заводчик по самодурству и на бумагу не взглянет. А по-своему повернет. Поэтому Кондрат в тайгу и спрятался. Избушку сколотил. Заплот с коровником да конюшней оборудовал. Словом, заимку обжил.

Как-то пошла Кондратова женка к Говорливому ключу с ведрами. На тропинке на гадюку наступила. От змеиного укуса и умерла в одночасье.

А Кондрат с дочкой остался, Людмилкой. Сильно убивалась по матери. Днями и ночами плакала. Но пересилила девчоночка горе.

Кондрат, бывало, лошадь оседлает и на делянки уедет. А Людмилка по домашности копошится. Беспокойненькая такая, деловитая. Убирается в избушке. Полы скоблит да моет. Холстины стирает. Работу песнями облегчает. А то схватит ведро и за водой к Говорливому ключу бежит. Дорожка туда еще материнскими ногами протоптана. Зачерпнет студеной прохлады из ключа и помедлит. Отыграются круги на воде, успокоятся. Людмилка в голубое стекло ключа вглядывается. Себя видит. Невелик Говорливый ключ, а сколько света в себя вмещает. На дне вроде бы синеватые веретенца крутятся. Искорки вспыхивают. Песчинки диковинный танец исполняют. Людмилка в ладони белого песка наберет. С руки на руку пересыпает. Наиграется песочком. Ведра с водой подхватит — и домой.

Вечером отец из тайги приедет. Людмилка и привяжется к отцу с вопросами.

— Тятя, отчего в Говорливом ключе песок на искорки похож?

Кондрат улыбается в усы. И шутливо отвечает:

— А ты, дочка, про то стрекотунью-сороку лучше спроси. Она на хвосте все новости разносит.

Случилось Кондрату на делянки к Уфалейским горам на трое суток отлучиться. Людмилка одна осталась. Привычна к этому, и домашних дел всегда невпроворот, некогда скучать. Слышит, за окошком сорока застрекотала, а Людмилке что-то пить захотелось. Схватила берестяной ковшик — и к кадочке, в которой вода про запас хранилась. Тянется, а зачерпнуть не может. Пусто в кадочке. Совсем же недавно к ключу бегала. Что за напасть?