Знал Афоня-пастух еще одно применение камню. Бывал он в больших городах. Видел, каким приятным яблоневым цветом господские особняки сияют. Да Криночке по-другому растолковал.
Ухнули камни в воду. Белой пеной вскипели. Криночка отскочить от колоды не успел, как его парным облаком охватило. Горячей известкой обожгло. Криночка из баньки так и не выбрался. В страшных муках от известковых ожогов скончался.
Речка к другой речке бежит, а сказ к новому сказу тянется.
…Далеко за Урал, по всей России расплескался весенний яблоневый известковый цвет. И пускай не удалось Афоне достать заветное яблочко. Но нежного яблоневого цвета коснулся.
ТАЙНА ГОРЫ СУГОМАК
Сказывали люди, что в старые времена сова дневной птицей была. Да вот одно дело приключилось. С той поры и стала по ночам шататься, людей пугать.
Давно это было, еще когда Нижне-Кыштымский завод строился. Жил на Нижнем Кыштыме мужик Кирилл, по прозвищу Бегунок. Откуда он был, про то мне неведомо. Домишко его рядом с заводом срублен. Из крепкого литого сосняка.
Зима закрутила в тот год холодная. Как-то выехал Кирилл утречком в лес. А утро туманное, морозное. Доехал мужик до того места, где коренная дорожка начало берет. По ней бабы летом ходили по ягоды за Горелую горку. Видит, идет навстречу девчонка. Идет, слезами уливается. Шубенка на ней — заплата на заплате.
Остановил Бегунок лошадь и спрашивает девчонку:
— Чего, дитятко, воешь и куда в такой холод да рань такую бежишь?
Ну и рассказала та, что осталась сиротой, одна на всем белом свете, и не знает, куда пойти и где приют себе искать. Кому она такая махонькая нужна?
Подумал мужик и говорит:
— Я в семье двенадцатый буду, а детишки все парни, будь ты мне дочкой. Где на семью по куску хлеба находится, там еще дитя прокормить можно.
Прижилась девчушка у мужика, названые братья ее полюбили. И стала она звать мужика с бабой отцом да матерью. Жили в мире-согласии. Только через год заводчик заработок начал зажимать, ну и забедствовали. Зимой еще сводили концы с концами, к весне вовсе худо стало. Братишки с голоду пухнут. А девчонка та, Настюнькой ее звали, думает, что последний кусок у них отнимает, есть стыдиться совсем стала.
Раз к вечеру кое-какой приварок достал Бегунок. К ужину за стол начали садиться. А Настюньке неловко за стол идти, вышла на огород, задумала переждать ужин-то. Села на пенек и видит: совы летают, в стаю сбились, будто хоровод водят.
Подлетает одна сова к Настюньке. Желтыми глазищами прямо на девчушку уставилась. Потемнело у Настюньки в глазах.
— С голоду, наверное, — подумала она. И чует, что несут ее ноги, а куда неведомо. Хочет она остановиться и не может. Кричать хочет и не кричится. И то диво, что не натыкается ни на что, а бежать бежит, и в глазах тьма.
В чувство пришла от света, что из-под земли струился. Она на свет идет и видит пещеру. В той пещере земельных богатств разных — видимо-невидимо. Золотые самородки, камни драгоценные, кристаллы хрустальные. От них тот свет струится.
Встала Настюнька у входа и стоит, налюбоваться не может. Слышит она голос:
— Что же ты, девонька, встала? Заходи в гости.
Настюнька и вошла в пещеру.
— Выбирай, что душе угодно.
— Да кто же ты? — спрашивает Настюнька. — И почему тебя не видать?
— Я — хранитель богатства этого уральского, Сугомак.
— Выбирай, что по душе, — еще раз молвил Сугомак. А Настюнька растерялась, стоит. Потом видит: в одном месте из-под камней крупных маленький камушек светится. Ну и ухватила его, потянула и достала меч богатырский, со сверкающей рукоятью. Велик тот меч в размерах, а ее рука и веса не чует.
— Вот я его и возьму, — говорит Настюнька. А Сугомак отговаривает. Зачем девчонке оружие? Но Настюнька на своем настояла и меч с собой унесла.
С тех пор зажила Бегункова семья, нужды не ведая. Камешки с рукояти помогли. А меч Настюнька спрятала и любила вечерами ходить в потайное место на его сияние смотреть. И всегда стайка сов ее охраняла.
Выросла Настюнька в девку, да такой красоты, что по всему Уралу, пожалуй, не сыскать, не то чтобы по заводу.