Гость молча кивнул головой.
Они вышли на рассвете следующего дня. Альбин не стал переодеваться. Он согласился лишь взять резиновые сапоги, а поверх своего черного плаща надел старый брезентовый дождевик дяди Митрофана. На прощанье он низко поклонился Евдокии Макаровне и поблагодарил за заботу.
— Господа мы прогневили, — запричитала старуха, — живем, как звери; по своей земле крадучись, ходим, всего опасаемся. Когда это кончится…
Еще не скоро, — серьезно сказал Альбин, — Ваши через год сюда вернутся, а война закончится в мае тысяча девятьсот сорок пятого.
— Ишь, пророк нашелся, — проворчал дядя Митрофан. — Это ты как же узнал — по картам или из Библии?
— Просто мне так кажется, — смутился Альбин.
— Если кажется, перекрестись, — сурово сказал дядя Митрофан. — Такими делами, брат, не шутят…
— А ты на него не гавкай, — вмешалась Евдокия Макаровна. — Может, он видит… Сынок, скажи, победим-то мы?
Альбин мельком глянул на дядю Митрофана, повернулся к Евдокии Макаровне и, прочитав в ее глазах немую мольбу, твердо сказал:
— Вы победите; ваш народ.
— Спасибо, сынок. Спасибо… Только вот мы-то с ним, — она кивнула на дядю Митрофана, — доживем до победы?
Альбин смущенно улыбнулся.
— Это я не знаю, но горячо желаю вам дожить!
— Этак и я могу предсказывать, — заметил дядя Митрофан. — Пошли, пророк.
Логами, заросшими густым кустарником, они добрались до леса и вышли на дорогу. Альбин молчал; дядя Митрофан бормотал что-то в усы, временами тихо поругивался.
— Не понимаю, что ты за человек, — заметил он наконец. — Не то безумный, не то только прикидываешься. Вроде бы и не плохой ты парень, а нет в тебе чего-то. Решимости, что ли, в тебе нет? Откуда ты такой взялся?
— Не сердитесь, Кузьмич, — мягко сказал Альбин, — придет время я все объясню. А сейчас не могу, и все равно вы мне не поверите и не поймете.
— Загадки загадываешь! А сейчас, дорогой, война. И на фронте и в тылу люди гибнут. Ну я, к примеру, старик. За меня внуки воюют. А был бы помоложе… — дядя Митрофан махнул рукой.
— Вы считаете, что я должен…
— Ничего я не считаю. Я ведь не знаю, зачем тебя прислали. Может, так и надо…
— Молчите, Кузьмич! — голос Альбина дрогнул. — Вы вот говорите о гибели людей. Но убивать — какой это ужас! В бесконечной Вселенной нет ничего, поймите, ничего прекраснее жизни…
— Чудак! Кто этого не понимает. А для чего народ воюет? Для жизни. Чтобы жили наши дети и внуки и внуки внуков. Ты знаешь, как у нас до войны было?.. А разве можно жить, как сейчас! Ты мог бы так — всю жизнь?
Гримаса мучительной боли скользнула по лицу Альбина.
— Вот то-то! Поэтому народ и воюет. За эту самую жизнь, лучше которой, как ты сказал, нет ничего на свете. А как же, друг! Так оно и получается. Нет другого пути.
— Все это так, Кузьмич! Но я… я… — Альбин остановился и закрыл лицо руками.
— А ты что, из другого теста, не человек?
— Что же, по-вашему, я должен делать?
— Подумай, пораскинь мозгами. Может, и поймешь…
Немцы выросли как из-под земли. Лязгнули затворы автоматов. Дядя Митрофан тоскливо оглянулся. Впереди два солдата в рогатых касках. Позади эсэсовский подофицер с пистолетом в руках.
— Партизаны?
— Лесник здешний! Не знаете, что ль!
— А он?
— Знакомый из города.
— Документы!
Дядя Митрофан принялся неторопливо шарить по карманам, соображая, что предпринять.
Альбин, закусив губы, стоял рядом.
— А ну, побыстрей, свинья!
Под носом дяди Митрофана мелькнул кулак в кожаной перчатке, и в этот момент случилось нечто непостижимое.
Вспышка, более яркая, чем солнечный луч, заставила зажмуриться. Что-то зашипело, как рассерженная змея. Прозвучал краткий, прервавшийся стон, снова шипенье, тяжелые удары упавших тел, и… тишина. В воздухе сильно запахло озоном, как после близкого удара молнии.
Дядя Митрофан открыл глаза. Немцы лежали на песчаной дороге. У солдат почернели лица под сожженными касками. Стволы автоматов свернулись спиралью. Тело подофицера было наполовину обуглено. Альбин неторопливо вкладывал что-то в карман своего плаща. Юноша был очень бледен, но удивительно спокоен.
— Как же это ты их? — оторопело пробормотал дядя Митрофан, со страхом глядя то на убитых немцев, то на Альбина.
— Новое оружие, — сказал Альбин и тяжело вздохнул.
— Партизанам бы такое, — заметил дядя Митрофан. — Надо будет тебя с ними свести… У меня, брат, кое с кем из них связь есть. Да… Вот почему-то только никто от них давненько не объявлялся… А вы, между прочим, дряни, — добавил он, подумав. — С таким оружием второго фронта не открываете.