и хатифнатты перестали жестикулировать.
Берега острова оказались очень крутыми, хотя сам остров был маленьким.
Он темной массой выступал из воды и напоминал голову морского змея.
— Причалим? — спросил Муми-папа.
Хатифнатты не ответили. Они подрулили к берегу и отыскали удобную расщелину. Даже не глядя на Муми-папу, они вскарабкались на утес. Муми-папа видел, как они ползли вверх, пригибаясь под ударами ветра и подавая друг другу тайные знаки.
— Ничего не понимаю, — объявил Муми-папа и тоже выбрался на берег. — Но если я спрашиваю: «Причалим?», а потом вижу, что мы, в самом деле, причаливаем, не проще ли было сразу нормально ответить. Другие слова — и я бы не чувствовал себя так одиноко.
Муми-папа выпалил это одним духом.
Утес был крутым и скользким. Неприятный островок. На нем даже ничего не росло. Ни цветов, ни мха — ничего.
Тут-то Муми-папа сделал очень странное и неприятное открытие. Остров кишел красными паучками. Очень маленькие, бесчисленные, они красным покровом покрывали весь черный утес.
И они не сидели на месте, они изо всех сил карабкались наверх. Весь остров тонул в лунном свете.
Муми-папа ощутил слабость в коленях.
Он переступил с ноги на ногу, поджимая хвост и наблюдая за соревнованием пауков. — Я не хочу давить вас, — бормотал Муми-папа, — Но поймите меня, я должен вернуться на судно… Какие они маленькие, как их много… и все такие неприятные…
Муми-папа беспомощно взглянул на хатифнаттов и разглядел их силуэты на фоне луны на вершине утеса. Один из них что-то нашел, но Муми-папа не смог разглядеть, что именно.
Правда, сейчас Муми-папе было все равно, вернулся в лодку на цыпочках, словно кошка, хотя все же немало пауков передавил. Потом он вспоминал об этом с отвращением.
Муми-папа замер в лодке. Вскоре и его спутники отправились назад, пробираясь по красному ковру.
Муми-папа представил, как, проснувшись, он скажет Муми-маме:
— Вообрази себе, дорогуша, я встретился с таким количеством пауков…
А Муми-мама ответит:
— Ах, бедный Муми-папочка… это всего лишь сон. Здесь нет никаких пауков…
Хатифнатты не торопились, но, наконец, отчалили. Лодка вошла в тень острова.
— Какое счастье, что вы вернулись! — верещал Муми-папа. — Я и раньше не любил пауков, старался как можно реже говорить о них. А вы ведь нашли там что-то интересное?
Хатифнатты спокойно рассматривали Муми-папу желтыми, как луна, глазами.
— Я говорю, вы что-то нашли, — повторил Муми-папа, немножко покраснев. — Конечно, если это секрет, оставьте его себе. Но потом-то вы мне хоть что-нибудь расскажете?
Хатифнатты сидели совершенно неподвижно, только таращились на Муми-папу. Муми-папа вконец раскраснелся и закричал:
— Вы что, любите пауков? Вам они нравятся или нет? Я хочу знать!
После долгой паузы один из хатифнаттов шагнул вперед, вытянув руку. Может быть, это что-то и означало. А может, он шептал что-то против ветра.
— Простите… — неуверенно начал Муми-папа. — Я вижу… — Тут он почувствовал, что хатифнатты извиняются перед ним за пауков. Может, они и в самом деле не могли с ними ничего поделать. Но самое печальное заключалось в том, что ни хатифнатты, ни Муми-папа не могли ничего друг другу сказать.
Муми-папа почувствовал себя сильно, разочарованным, хатифнатты показались ему чуть ли не детьми. Он попытался повнимательнее присмотреться к ним и тут-то разглядел их находку: маленький свиток коры, какие порой крутит море и выбрасывает на берег. Издали свиток напоминал документ, и торчащий внутренний краешек его выглядел белым и шелковистым. В чем же тайна? Муми-мама использовала такие свитки, чтобы снимать с плиты горячий чайник. Может, этот свиток чем-то отличается от других? Но Муми-папа не заметил ничего особенного.
Ему стало холодно, и он свернулся калачиком на дне лодки вздремнуть. Хатифнатты не чувствовали холода, они реагировали только на электричество. И еще они никогда не спали.
Муми-папа проснулся на заре. У него затекла спина, и он замерз. Он чувствовал, как волны то поднимали и несли лодку, то бросали ее. Его чуть тошнило: не все Муми-тролли были прирожденными путешественниками.
Один из хатифнаттов, присев поблизости, внимательно наблюдал за ним. Теперь его глаза казались серыми, но руки непрерывно двигались. Может хатифнатт что-то говорил своим приятелям, или жестикуляция помогала ему думать. Голова его была круглой и совсем без шеи.
«Большинство из них похожи на длинные белые носки, — подумал Муми-папа — Немного протертые на пятке и политые пенистой резиной».
Муми-папа почувствовал новый приступ тошноты. Он вспомнил прошедшую ночь. Пауков. Впервые в жизни он испугался.
— Успокойся, успокойся, — прошептал сам себе Муми-папа, и тут его взгляд натолкнулся на свиток коры. Уши насторожились. Но кора просто перекатывалась от борта к борту по дну лодки, в такт покачиванию.
Муми-папа забыл о морской болезни. Он подобрал кору. Быстро взглянув на хатифнаттов, он взял кору в руки. В тот же миг он почувствовал удар тока, не сильный, такой же, какой бывает порой, если попробовать батарейку на язык. Просто Муми-папа не был к этому готов.
Полежав на дне лодки, Муми-папа задумался. Потом осторожно развернул свиток но тот оказался простым куском коры. Никакой карты сокровищ. Никакого зашифрованного письма. Ничего.
Или это визитная карточка, которую оставили на острове одни хатифнатты, а подобрали другие? Удар током вместо дружеского приветствия? Или письмо, написанное невидимыми чернилами? Муми-папа осторожно свернул кору.
Хатифнатты печально посмотрели на него Муми-папа покраснел.
— Мы же в одной лодке, — заявил он. И потом проделал несколько жестов, подражая хатифнаттам и выражая свою беспомощность.
Ветер таинственно подвывал в вышине Море гнало серые волны к краю мира, и Myми папа печально подумал: «Если это — „вредная жизнь“, я готов съесть свою шляпу».
Они проплывали мимо множества островов, но все они были чересчур маленькими печальными и пустынными. Их даже не наносили на карты. И только хатифнатты время от времени посещали их. Хотя эти скалы утесы, забытые пока, наверное, были горами давным-давно скрывшейся под водой земли Очень уж трудно было назвать их островами Ветры свистели вокруг. Желтая луна все росла, да и волны тоже. Море каждую ночь становилось угольно черным.
Но хатифнатты посещали пустынные острова. Иногда они находили берестяные свитки, а иногда ничего не находили. Но на вершине каждого островка хатифнатты оставляли свой маленький берестяной свиток,
«Они думают, — размышлял Муми-папа, — что гораздо важней всех остальных. Я отправился вместе с ними показать, что мне это тоже известно».
Больше путешественники не встречали красных пауков, но Муми-папа вспоминал о них каждый раз, когда лодка причаливала. Потому что острова, которые хатифнатты оставляли за спиной, ничуть не походили на острова для пикников: с зелеными зарослями, пляжами, тентом, бутербродами, припрятанными в тени в лодке, бутылками сока, зарытыми в песок, и отдыхом на нагретых солнцем валунах. Мысли о таких вещах делали Муми-папу немного печальным.
Надо отдать должное, Муми-папе стали приходить в голову необыкновенные и удивительные мысли. Чаще и чаще он задумывался о вещах, которым раньше в изнеженной, тепличной жизни не придавал значения. Все чаще он задумывался о своем будущем.
Мысли Муми-папы скользили вперед, как лодка. Он не предавался воспоминаниям, не видел снов. Его мысли походили на волны, которые очень хотели, но никак не могли достигнуть горизонта.