Общеизвестно, что, если подчиненный знает больше своего начальника, это никогда не приводит к добру. Но подобное обстоятельство не могло быть причиной скандала, вспыхнувшего два дня назад. «Как бы там ни было, — думал Лангнер, — а Шмальфельд все же не прав. Он не смел поднимать руку на своего начальника, да еще в присутствии матросов! А где был в это время Фишель, старший помощник командира?»
Тщательно осмотрев горизонт, Лангнер опустил бинокль. Он снова вернулся к своим мыслям. Фишель, старший помощник, почему-то во время скандала отсутствовал. На «Хорнсриф» он пришел еще в Иокогаме, но его до сих пор все боятся и избегают. Собственно, он никому пока не сделал зла. Но каждый чувствовал, что со старпомом лучше не ссориться. Он всегда был чем-то раздражен, держался высокомерно и отчужденно. В том, что Фишель был отъявленным нацистом, Лангнер не сомневался. Нет, этот человек явно не подходил для «Хорнсрифа». Между Фишелем и Шюттенстремом, командиром судна, часто возникали трения. Лангнер подозревал, что, назначая Фишеля старшим помощником к старику Шюттенстрему, командование преследовало определенные цели. Шюттенстрем не был лихим офицером, да и политика его мало интересовала. Только потому, что более, подходящей кандидатуры тогда не нашлось — опытных моряков на пятый год войны осталось уже мало, — старого капитана торгового флота назначили командиром «Хорнсрифа», а старшим помощником поставили капитан-лейтенанта Фишеля.
И вот теперь к нему в руки попал бедняга Шмальфельд. Как старший помощник, Фишель выполнял на корабле одновременно и обязанности дознавателя. Кто-кто, а уж он сейчас никак не должен бы быть дознавателем, ибо по прибытии в Бордо ему самому придется предстать перед трибуналом по делу, связанному с «Нанки- ном». Ну, а пока перед ним лежало «дело» о преступлении Шмальфельда. Чудовищно! Больной брюзгливый честолюбец, нацист по убеждению, сам совершивший преступление, должен решать судьбу Шмальфельда.
Лангнер, конечно, тоже звезд с неба не хватает, но он опытный моряк и знает свое дело. Жизнь научила старшего штурмана различать добро и зло.
В этой пиратской войне люди быстро определяли, кто хороший человек, а кто нет. Острый нюх моряков позволял безошибочно отличать свежую рыбу от тухлой. А на этот раз тухлой рыбой оказался Фишель.[1]
В то время когда старший штурман Лангнер, задумавшись, стоял на мостике, на палубе показалась нескладная фигура доктора Бека, человека средних лет, в больших роговых очках. Вместе с группой геологов его взяли на борт «Хорнсрифа» в японском порту Хакодате. По приказу Берлина доктор Бек возвращался в Германию, чтобы доложить о результатах своей научной работы в Японии. Присутствие на судне спокойного и скромного доктора Бека и его группы все — от матроса до командира — считали неизбежным, но вполне переносимым злом.
Правой рукой потирая небритый подбородок, геолог смотрел вдаль. Он испытывал глубокое недоверие ко всей этой затее с возвращением на родину. Это недоверие порой вызывало у него сильное беспокойство, которое с трудом удавалось побороть. Разумеется, он и его группа ни на что не жаловались. Командир «Хорнсрифа», пожилой, грубовато-любезный капитан-лейтенант Шюттенстрем, наладил хорошие отношения между группой Бека и офицерами судна. В этом опасном походе лишь командир внушал геологам доверие и уверенность в благополучном исходе плавания. И все же доктору было не по себе. Его все больше и больше охватывал страх. Чаще всего это случалось по ночам, когда он, не в силах уснуть, предавался размышлениям. Воспоминания об Иокогаме не давали ему покоя, лишали сна. Бек вставал очень рано и сразу выходил на палубу. Здесь, на свету, среди людей, ему становилось легче, он отвлекался от мучительных мыслей, забывал о них.
Все началось в Иокогаме. Когда «Хорнсриф» прибыл сюда, порт был забит кораблями, транспортами, судами нейтральных стран, баржами и катерами. «Хорнсриф» ошвартовался у стенки, чтобы принять на борт топливо, продовольствие и кое-какой груз. На второй день его стоянки в порту началось какое-то непонятное оживление.
Словно предчувствуя опасность, Шюттенстрем после окончания погрузки приказал поднять пары, вывел «Хорнсриф» из порта и стал на якорь в одной из бухт, расположенных неподалеку.
Доктор Бек помнит, как старший штурман Лангнер «беседовал» со своими «коллегами» с вспомогательного крейсера, стоявшего на расстоянии более тысячи пятисот метров. Для него, Гражданского человека, ничего не понимающего в морском деле, переговоры по семафору казались веселой игрой. Когда доктору Беку надоело следить за мелькающими флажками, он повернулся в сторону порта, где вырисовывался силуэт трофейного транспорта «Нанкин».