Еще в предисловии к «Рассказам» 1907 г. Пильский назвал свою книгу «надгробным камнем на могиле былого беллетриста». Однако в последующие годы он все же возвращался к беллетристике, и наиболее заметным из таких «возвращений» стал роман «Тайна и кровь», опубликованный в 1926 г. в «Последних известиях» и вышедший отдельным изданием в Риге в конце 1927 г. под псевдонимом «П. Хрущов».
Как справедливо указывают Ю. Абызов и Т. Исмагулова, «тема переметчивости, предательства, доносительства, провокации вызывала у Пильского интерес еще с дореволюционных времен <…> На протяжении 20 лет он неоднократно писал в статьях о провокаторах, женщинах и ЧК, чекистах-литераторах, доносах, тайнах контрразведки, чекистах за границей и т. п.» (Русские писатели 1800–1917: Биографический словарь. Т. 4. М., 1999. С. 603).
Вместе с тем, нельзя не отнести роман к тому авантюрно-приключенческому и подчас фантастическому поджанру, что сложился в эмиграции как бы в противовес советской школе «красного Пинкертона» 1920-х гг. Поджанр этот можно назвать «белым Пинкертоном». Здесь часто наблюдалось то же сочетание идеологии и головокружительной авантюрной фабулы, но с противоположным знаком: если «красные» Пинкертоны боролись с недобитыми белогвардейцами и пронырливыми шпионами или организовывали коммунистическое подполье в странах капитализма, Пинкертоны «белые» сражались с безжалостными чекистами и коварными большевистскими агентами, наводнившими Европу.
Характерен для поджанра (во всяком случае, в советском варианте) прием мистификации с выстраиванием облика вымышленного автора, которым воспользовался и Пильский, приписав роман «П. Хрущову». В этой мистификации охотно принял участие друг и литературный соратник Пильского А. Куприн, невозмутимо утверждавший в предисловии: «П. Хрущова я не знаю, — встречал это имя в прибалтийских газетах». Действительно, под псевдонимом «П. Хрущов» (девичья фамилия бабушки автора по материнской линии — Хрущова) в газете «Сегодня» печатались некоторые материалы Пильского.
Загадочный «Хрущов» был личностью очень информированной. «В моем романе „Тайна и кровь“ встречаются знакомые имена, проходят действительно существовавшие и существующие люди, но названы только те, кому уже не грозит никакой опасности. Все другие выступают у меня под псевдонимом. Это тоже живые лица <…> Как раз то, что может показаться наиболее фантастическим, не выдумано, а происходило на самом деле, — тем это удивительней и страшней» — сообщал он в авторском предисловии.
Четыре года спустя «Хрущов» писал:
«Сиднэй Рейли — интересная личность. У этого шпиона было много благородства, у него, авантюриста, были крупные задачи, исторические цели, красота рискованных замыслов. Всегда шпионаж живет уловками, ходит на цыпочках, отвергает мораль, крадется, а не шагает, надевает личину дружбы и точит шило, увлекая, продает, захватывая, предает, — бегающие глаза, мышиное прогрызание препятствий, азарт и настороженность, нахрап и трусость. Это ум, вооруженный только ловкостью, душа торговца человеческим мясом. От шпионажа несет дурным запахом, о шпионах, по праву, говорят с брезгливостью и презрением.
Но Сиднэем Рейли восхищались. Рассказы о нем полны преклонения перед величием подвига, отвагой рыцаря, неуклонностью фанатика. <…>.
Тень Рейли шуршала, вставала около меня не однажды, — и тогда, когда я писал мой роман, „Тайна и кровь“ <…> Как-то, около, где-то вблизи тень Рейли неслышно проплывала около меня, — проплывала неслышно, но имя было слышно, даже не одно, а три: Локхарт, Кроми и он, Сиднэй Рейли. В редакции „Эхо“ его следов не найти. Их надо было искать в другом месте, — среди центральных лиц белого заговора. Иногда они собирались в армейском экономическом магазине, на Конюшенной, некоторые важнейшие совещания происходили на Конюшенной же, в номерах. И когда я писал мой роман, получал указания и справки, эти номера, совещания, заговорщики стали мне точно известными, а за всем этим неизменно стояла, то на свету, то в тени, сильная и крепкая фигура Сиднэя Рейли» (Хрущов П. Заговорщики. // Сегодня. 1931. № 103, 14 апреля. С. 2).
Впрочем, фантазий, неувязок и откровенных нелепостей в романе немало, да и герой его, бывший армейский капитан и белогвардейский боевик Михаил Зверев, напоминает не авантюриста и шпиона Рейли, а частых в прозе 1900-х гг. революционеров-невротиков. Явственна и зависимость Зверева от рефлексирующих террористов и белых подпольщиков из романов Ропшина (Б. Савинкова) «Конь бледный» (1913) и «Конь вороной» (1923).