— Господин режиссер, давайте выпьем по чашечке и дальше поедем. Ведь до кинофестиваля еще три дня.
Банана начала ныть, и помощник режиссера, будто поддерживая ее, уменьшил скорость. Они остановились на стоянке, вышли из машины и, следуя за облаком цветов, встали перед вереницей крытых торговых повозок, которым не было видно конца.
— Вот, оказывается, что называют любованием цветами, — рассмеялся помощник, широко открыв рот. Освободившись от руля, он потягивался, разминая тело, и смотрел снизу вверх на деревья, которые были готовы согнуться под тяжестью облепивших ветви цветов.
— Вы слышали, что в Японии с наступлением весны начинают прогнозировать время цветения сакуры?
Банана подняла горсть опавших белых лепестков и подбросила в воздух.
— Туристы на машинах каждый день переезжают из одного места цветения сакуры в другое, растягиваясь в цепочку. Говорят, ради того, чтобы один сезон вот так прослоняться, они остальные три сезона копят деньги, живя впроголодь.
Они сели под деревом за стол, установленный хозяином повозки, заказали сочжу и закуску. Они пили водку средь бела дня, и вкус ее был превосходным. А вокруг буйствовала весна, волнуя душу, и страшно становилось от мысли, что это очарование может исчезнуть в одно мгновенье. Как только заказали вторую бутылку, хозяин тут же подал две. Напротив, в тени большой вишни, с которой без устали облетали лепестки, мужчина и женщина средних лет в строгих костюмах сидели на циновке и молча наливали друг другу сочжу.
— Вам не кажется, что те люди морально деградировали?
— Не знаю. Почему ты так решила?
— По-моему, у них тайная любовь на склоне лет. Сейчас они пьют сочжу, в которой развели яд.
— Ну, до этого, кажется, дело еще не дошло, но в такой весенний день они и вправду выглядят какими-то отрешенными.
Банана вела разговор с помощником, но вдруг задала вопрос Ёнчжуну:
— Господин режиссер, у вас есть мечта?
Он не ответил и молча поднес чашечку ко рту. Когда она успела опьянеть — непонятно: язык ее немного заплетался.
— А у меня вот есть мечта. Но поскольку я женщина, думаю, вряд ли она сбудется.
— И что же это за мечта? Скажи мне, я весь внимание.
Помощник на самом деле, кажется, заинтересовался.
— Помните «Зимнего путника»? Я бы хотела, как Кан Соку из этого фильма, пуститься в загул, пожить на содержании потрепанной официантки в захудалом винном доме на берегу моря, где слышится только шум прибоя. Представьте: зимой, когда дуют сильные ветры, с полудня хмельная, выходишь на берег моря нетвердой походкой, а вода страшно синяя, и повсюду на крепко сколоченных рыбацких лодках рваные флажки трепыхаются… Так или иначе — все равно от нечего делать пойдешь к другой официантке, еще более ничтожной, и снова утонешь в водке. Хотя бы один раз хочется пожить вот так, отчаянным смельчаком. Иногда и вправду дух захватывает. Ради того, чтобы хотя бы однажды испытать все прелести жизни, можно и три сезона отпахать, не жалея себя.
Лицо Бананы, которая одним глотком опустошила чашечку, раскраснелось, как цветок, однако в голосе звучала грусть.
— Но дело в том, что я женщина, и если жить вот так, как попало, кто-нибудь донесет на тебя в полицию. Разве нет?
— Нет. — И в этот раз ответил помощник. — Скорей в публичный дом заберут.
В этот момент снова подул цветочный ветер, и Банана, словно вдыхая аромат цветов, закрыла глаза и выдвинула вперед подбородок. Сидевшая напротив под деревом парочка куда-то ушла.
Ёнчжун с некоторых пор находился под впечатлением одного образа, стоявшего перед глазами. Еще до того, как стать режиссером, он имел привычку придумывать истории с каким-нибудь образом, возникающим в голове. Но в этот раз образ не имел никакого отношения к кино. Трое мужчин сидят плечом к плечу, прислонившись к могильному холму — эта сцена была изображена на черно-белой фотографии. Они сидят, прислонившись к могиле отца. Судя по тому, что они одеты не в траурную одежду, а в обычные национальные костюмы ханбок, обуты в резиновые туфли, а не в соломенные лапти, снимок был сделан, скорее всего, на сорок девятый день со дня смерти отца после заупокойной церемонии. Старшему и среднему лет тридцать-сорок, а младший, сидящий наискось от могильного камня, еще молод. Они улыбаются, их лица расслаблены, наверное, выпили за упокой души умершего и закусили. Наполовину развязаны тесемки на одежде, штанины брюк засучены — они похожи не на сыновей, похоронивших отца, а скорей на семью на пикнике, — настолько смотрятся умиротворенно. Во рту младшего, молодого человека с густыми бровями и широкими ноздрями, цветущая веточка.