Утром местные парни обходят каждый дом и получают по одному снопу рисовой соломы. Затем все собираются и вьют веревки, и пока из них делается толстый, шириной с ляжку взрослого человека, канат, рядом деревенские музыканты начинают свою игру. Селяне делятся на два лагеря: восточный, по имени священного дерева-дедушки их называют «скромниками из восточной деревни», и западный лагерь, с намеком на священное дерево-бабушку, названный «сударыней из западной деревни».
Когда всплывает полная луна, жители деревни собираются все вместе, и восточный лагерь начинает шествие с верхней тропы священной горы, а западный — с нижней тропы. Во главе процессии идет колонна людей, несущих более ста фонарей на шесте с зажженной свечой внутри, за ними движется строй крепких парней со сплетенным из веревок канатом на плечах, а также люди с множеством горящих факелов. На передних концах канатов находятся годари — горизонтальные брусья, соединяющие два каната в один, на которых сверху с обеих сторон сидят по силачу из разных лагерей. Вслед за их громким призывом все вместе начинают двигаться вперед, а рядом идут музыканты, поднимая настроение игрой на народных инструментах. Так они шествуют вперед, и в тот момент, когда два лагеря встречаются на срединной священной горе, раздаются крики, возгласы, и начинается сражение.
Когда сражение заканчивается, наступает черед хождения по натянутому канату. Мужского рода брусья восточного лагеря вставляют в женские западного лагеря и запирают засов. Обе стороны тянут изо всех сил, и чем сильней они напрягаются, тем прочнее становится сцепление мужского и женского соединения и увеличивается веселый настрой. Если побеждает лагерь восточников, значит, выдастся урожайный год на рисовых полях, а если западная сторона — хороший урожай соберут с суходольных полей, поэтому не столь важно, кто победит, лишь бы возрастало возбуждение. Размеренный ритм барабанов, сопровождавший процессию весь путь, сменяется на быстрый темп, и начинается церемония жертвоприношения. Она похожа на конфуцианский обряд кормления духов предков. По одному называются имена главы каждой семьи деревни, изгоняются несчастья и произносится молитва с просьбой дать счастье этому дому, а потом текст, написанный на бумаге, сжигается. По всей деревне загораются и гаснут огни факелов, народная музыка не прекращается, музыканты до утра играют на своих инструментах и просят счастья для каждого дома. Большая желтая луна первого месяца по лунному календарю, взошедшая высоко, все время следует за головами деревенских жителей то в одну сторону, то в другую.
В праздничную ночь люди переходят границы дозволенного. Запреты снимаются, нарушением правил наслаждаются. В том году, когда впервые после освобождения Кореи от японцев возобновился праздник, ствол на священном дереве-бабушке обнажился, стал белым из-за того, что забеременевшие девушки ободрали на ней всю кору. Одно время сплетничали, что обряд не был проведен чисто, но потихоньку слухи улеглись. Ким Пхансуль, бывший в том году самым молодым среди распорядителей церемонии, однажды ночью тайком перешел ленту, закрывавшую выход из деревни. И сделал он это ради того, чтобы отвести Чеука в соседнюю деревню. Это было непозволительным делом для распорядителя церемонии. Причина заключалась в том, что Чеуку требовалась срочная помощь, у него лицо стало мертвенно-бледного цвета, как у человека, проглотившего соду для стирки белья. Но важней было то, что Ким Пхансуль не мог отказать в просьбе главе уездной управы Чон Сонилю. Спустя несколько месяцев, побывав на свадьбе Чеука, он вдруг подумал, что никто не знает, пил ли тогда на самом деле Чеук соду или нет. Праздник того года не мог забыть не только старик Ким Пхансуль. Все девушки в праздничную ночь выглядят красивее. И Чонук, достигший возраста, когда мальчики становятся мужчинами, встретил самую прекрасную девушку на свете именно в эту ночь. Картина, на которой запечатлена стоящая в окружении старшеклассников улыбающаяся девушка, одетая в плащ, под которым виднеется розовый свитер, а над ней колышутся языки пламени костра, ежеминутно меняя выражение лица девушки, вспоминалась временами так, будто дело происходит во сне.