Эта фотография была сделана в детстве Ёнчжуна. В его памяти были свежи воспоминания о том, как он пропустил уроки в школе и, стараясь сохранить благоговение, с печальным видом шел на кладбище, и как он был поражен безнравственностью и непочтением отца и его старших братьев, которые с улыбкой фотографировались перед могилой дедушки. Ни на одном лице не было скорби.
«Для вас все хорошо закончилось. Встретимся позже», — даже такие слова кто-то произнес. Маленький Ёнчжун зря лил слезы, думая, что узнал, каким бессердечным, эгоистичным и лицемерным существом является человек. Тогда, потеряв близкого родственника, он не мог понять, что творилось в его наивной душе; это чувство было похоже на смирение. А что может быть за печалью и горем? Там пустота. Это пустота на короткое мгновенье дает передышку человеку, который несет непосильное бремя жизни, следуя закону бесконечной цепи перерождений. В день полного освобождения от жизни они снова встречаются. Что он, маленький, мог знать о разлуке — грустной, но грубой, непочтительной, когда отправляли в пустоту человека, освободившегося от пут, предопределенных судьбой. Это была улыбка людей с одинаковой судьбой, согласных с предопределением, данным им природой.
Снова налетел ветер, и от лепестков цветов, кружившихся в воздухе, зарябило в глазах. Вспомнилась не только старая черно-белая фотография. Ёнчжун вдруг подумал, что отец умер. Как ни странно, это было мгновенье, когда он безо всякой причины, просто всем телом почувствовал это. Пришел и его черед вслед за младшим сыном, держащим во рту ветку в цветах, улыбаться на фотографии. Но Ёнчжуну даже вход в печаль, к которому он приближался неуверенными шагами, был не знаком. Он не чувствовал никакой печали. Только щека горела и пальцы дрожали — он находился в полной растерянности. Увидев, что с веток начинают облетать лепестки, Ёнчжун успел закрыть глаза до того, как они полетели ему в лицо.
В тот день после полудня, в два часа десять минут, в санатории для членов семей государственных служащих в возрасте шестидесяти девяти лет скончался Чон Чонук. Он оставил двух сыновей. Ко времени своей кончины он уже около двух лет был вдовцом. В поселке К. Чон Чонук проложил первую асфальтовую дорогу, построил здание полиции, почты и актовый зал школы, водохранилище, Большой мост К. и другие мосты, расширил дороги и в уездном центре К. считался передовиком в строительном бизнесе в тот период, когда экономика развивалась по государственному плану. Но сейчас в К. из всего того, что он построил, почти ничего не сохранилось в прежнем виде. Дороги стали шире, здания или заново построили, или отремонтировали, а дом, где он родился, снесли; на его месте теперь зал для игры в боулинг. Чон Чонука кремировали, его прах покоится в пригороде Сеула.
В начале 1700 года потомок основателя одного рода в двенадцатом колене по имени Ёрим, блуждая с семьей в поисках земли, где можно было бы спокойно жить, прибыл в К. Он обосновался там, положив начало новому роду. В 1930 году в семье его потомка Чон Сониля родился четвертый сын, названный Чонуком, а к началу 1960-х годов, когда появились на свет два его сына, Ёнчжун и Ёну, род насчитывал уже девять поколений.
Отец Чонука, Чон Сониль, известный своей ученостью, был патриотом, примкнувшим к Движению за независимость, и один год и девять месяцев провел в тюрьме, а после Освобождения[9] народ избрал его первым начальником уездного городка. В К. Чон Сониля называли преемником надзирателя почтовых станций[10], но кто-то принижал должность, считая его канцеляристом местного ведомства.
Его старший сын, Чеук, с детства отличавшийся необыкновенными способностями, был отправлен учиться в Японию, но заболел и умер. Оставшиеся три сына совсем не интересовались учебой. Но у младшего из них родился умный сын Ёнчжун, которого Чон Сониль воспринял как подарок судьбы на старости лет.
Одно время в поселке ходили слухи, будто старший сын Чон Сониля по имени Чеук на самом деле умер не от болезни. Поговаривали даже, что он кончил жизнь самоубийством. Люди шептались, что такое горе случилось из-за психического расстройства Чеука. И второго сына Чонука Ёну называли неродным, но для этого не было никаких оснований. Рассадником этих сплетен, без сомнения, была семья Чхве, которая долгое время жила по соседству с семейством Чон и враждовала с ней.