В Канаде, куда он позвонил, женщина по имени Чон Мёнсон не проживала. Судя по всему, взявший трубку мужчина чувствовал себя неловко, разговаривая с иностранцем, и только повторял, что совершенно точно никого из Кореи не знает, хотя живет в этом доме уже три года. Но это назвать информацией было трудно. Конечно, и адрес ее изменился. Больше не о чем было спрашивать, поэтому разговор на этом закончился. Ёнчжун почувствовал горечь во рту, выкурив за короткое время две сигареты.
По документам женщина по имени Чон Мёнсон стала владелицей дома в декабре 1975 года. Отец был оформлен в качестве доверенного лица, но рядом с именем Мёнсон не был указан даже номер ее паспорта. Оставалось только думать, что в те времена в деревнях позволялось составлять такие нелепые деловые бумаги. Сомнение вызывало приложенное к ней обязательство отца. В нем было написано, что дом не может быть никому продан, и права на него отец передаст Мёнсон, когда ей исполнится полных двадцать лет. Рядом с именем отца стояла печать свидетеля по фамилии Чхве. Ёнчжун помнил, что когда они уезжали из К., положение семьи было настолько безнадежное, что им оставалось только все распродавать. Несмотря на это отец, не сказав никому, оставил непроданным часть своего хозяйства и сделал ее собственностью какой-то женщины. Трудно представить, что именно, если не личный долг или тайная любовная связь, могло заставить его пойти на такое. Но имя женщины — Чон Мёнсон. Мёнсон была единственным ребенком, кровью и плотью старшего брата, который чрезмерно любил себя, но прожил недолго. Возможно, отец, покидая родной дом, таким способом отдавал ему последний долг. Имя Мёнсон не такое уж редкое, но вряд ли среди родственников отца есть еще кто-то, кого так зовут. Ёнчжун очень хорошо помнил, что отец продал дом и все пристройки к нему, и случилось это через год после смерти Мёнсон. Умершему человеку наследство не оставляют. И главное, отец все это время сам исполнял роль доверенного лица, поэтому не стоило сомневаться в существовании этого человека, а если так, то должна быть другая женщина с таким же именем.
Ёнчжуну стало ясно, что он усложняет очевидный факт. Если эта женщина — другая, с таким же именем, то все становится на свои места. Отец по какой-то причине скрыл от всех имущество, но сейчас это не имеет никакого значения и совсем не представляет интереса. Осознание того, что волнение связано с ожившим в его сердце образом умершей Мёнсон, привело Ёнчжуна в легкое замешательство, но в следующее мгновенье его лицо выражало озабоченность. Он подумал, что первым делом следует заняться продажей дома.
Как только Ёнчжун сказал, что надо найти время для поездки в К., помощник кивнул головой.
— Должно быть, по делу отца?
— Да. Надо найти один дом. Может, в этот раз машину поведу я?
— Кого-то нужно повидать? Если за день можно управиться, то поедем на моей машине, чего там. Вы за рулем слишком много думаете не о том, поэтому доверять вам автомобиль страшновато.
— Разве я так вожу?
— На этой неделе нужно внести поправки в раскадровку и найти площадки для съемок, поэтому время будет лишь к началу следующей недели.
— Хорошо, тогда поедем в конце следующей недели.
Рассматривавший разложенный на столе график работ помощник поднял голову.
— В выходные пробки на дорогах, на обратном пути не попадем в пробку?
— Мы быстро управимся. Хоть и давно это было, но все-таки я жил в этом доме, неужели не сможем найти? Давай пораньше выедем.
Помощник хотел еще о чем-то спросить, но раздумал, и Ёнчжун, заметив это, сказал:
— Это не получение наследства, а поручение. У нашего отца на этом свете осталось довольно много долгов.
Половина сказанного была горькой шуткой, но помощник сразу воспринял новость по-хозяйски и дал полезную жизненную информацию:
— Да? Тогда, господин режиссер, надо отказаться от наследства. Ведь может и такое случиться, что вдруг явится какой-нибудь тип и потребует вернуть долг, кто знает? У меня есть друг, работающий в налоговой службе, познакомить вас с ним?
— Нет, — Ёнчжун с улыбкой покачал головой. — Случись такое дело, брат рассказал бы. Он честный и серьезный. Хотя раньше таким не был.
Детям из семей предпринимателей многое запрещалось. Один из запретов был такой: когда отца нет дома, ни в коем случае нельзя плакать. Их научили закрывать рот рукой, когда слезы подступали к горлу, иначе по примете с отцом могло случиться несчастье. Отец почти всегда отсутствовал и тем самым не давал Ёнчжуну возможности поплакать. Ёну, напротив, не боялся запретов, а когда их нарушал, совсем не чувствовал вины и не переживал по поводу наказания.