Петрониус замер. Вдоль стен боковой часовни стояли те же люди в черных капюшонах, которые недавно мучили его. Семь, десять, одиннадцать одетых в черные сутаны людей окаймляли стену часовни. Скрестив руки на груди, набросив капюшоны на глаза, они пели «Dies irae» так, что все вибрировало и звенели стекла. Только когда они замолчали, Петрониусу удалось высказать упрек:
— Тогда получается, это вы заковали меня в цепи и пытали? Почему?
Петрониус вскинул руки к небу и растерянно замолчал. Суставы заболели еще сильнее. Даже грудь запылала, мышцы спины напряглись, и его тело приняло нелепую форму.
— Мы наблюдаем за вами довольно долго. Вы прилежный подмастерье, разумный человек. Но одного этого недостаточно, чтобы принять в братство. Наши люди обязаны молчать даже при пытках. Смерть на костре — наша судьба в этом мире, Петрониус Орис. У кого от пыток не ослабевает воля, кто выносит боль мучений, тот может стать членом сообщества. Иначе вы выдадите слишком многих. Мы неохотно испытываем таким ужасным способом, Петрониус, однако таков наш долг по отношению друг к другу. К тому же двое горожан должны поручиться за вашу честность. И потому я спрашиваю присутствующих в этом зале братьев и сестер: кто готов поручиться за Петрониуса Ориса, художника из Аугсбурга, подмастерья в доме досточтимого Иеронима Босха?
Рядом с Петрониусом медленно поднялась рука. Подмастерье пытался разглядеть лицо, но из-под капюшона зияла только черная дыра неизвестности. Затем Петрониус увидел у себя за спиной еще одну сутану, и еще одна рука поднялась вверх.
— Я объявляю, что необходимое число поручителей собрано. Петрониус Орис, я призываю вас произнести клятву, и вы будете приняты в члены Общества первой ступени навечно. Помните, единственная возможность покинуть братство — это всемилостивейшая смерть. Делайте свой выбор!
Петрониус чувствовал, что после пыток все его тело болит, он боролся с постоянным желанием упасть и лежать не двигаясь. Где он видел людей в странных позах, таких, какие сам теперь был вынужден принимать? Не удавалось сосредоточиться на происходящем в зале. И тут Петрониус вспомнил: открывающаяся крышка церковного ларца. Ее грани шли вкривь и вкось, но вершина находилась в самом центре, прочно и неоспоримо, как ничто в этом храме.
— Я не слышу!
— Да, я уверен в своем выборе, — раздался ответ Петрониуса.
И в этот самый миг мысль о ереси стала приятной, вспыхнула страсть к Зите, которую Петрониус уже видел обнаженной. Впрочем, мысль о теле Зиты улетучилась, стоило ему услышать слова, произнесенные глашатаем братства:
— Повторяй за мной, подмастерье! Я, Петрониус Орис, клянусь и обязуюсь с этого дня следовать целям братства…
Петрониус поднял правую руку и стал повторять клятву, звучавшую для него как пустой звук.
Неожиданно его взгляд упал на противоположную сторону часовни. Там на стене висела законченная створка триптиха мастера Босха «Зеленый рай». Иисус вел Адама к Еве, или наоборот. Ева была готова взять Адама за руку, а в это время Сын Божий произносил свою клятву.
— …отводить беду и преумножать благосостояние. Члены братства воздерживаются во время службы и в жизни от любого телесного вожделения по отношению к другим членам сообщества. Тем самым мы провозглашаем рай на земле и отвергаем соблазн зла и греха.
Рядом висела другая картина, в четыре раза шире, которую художник раньше не видел. Она казалась незаконченной, тут и там зияли белые места и бледные краски. Средняя створка, догадался Петрониус. Босх начал работу над центральной частью триптиха!
— Послушайте, Петрониус, хотя вы и отвлекаетесь, я скажу вам чистую правду. Если бы это зависело от меня, я никогда бы не допустил вас к братству. Своим присутствием здесь вы обязаны только влиятельным поручителям и тому обстоятельству, что патер Иоганнес старается спровоцировать одного из нас. Вы получите особое задание, для которого, по нашему мнению, годитесь. Наше поручение, — тут в голосе зазвучала угроза, заставившая Петрониуса отвлечься от созерцания картины и прислушаться к речи, — состоит в том, чтобы поддерживать контакт с патером Иоганнесом, выведывать и докладывать нам о его замыслах и уловках. И ничего не говорить о братстве! Я, как верховный член братства, требую от вас молчания! В случае нарушения клятвы мы в интересах всего братства не будем слишком щепетильны. Вы поняли меня? Вы — орудие, не более!
Петрониус кивнул и стал ждать продолжения. Однако все стояли на своих местах безмолвно и недвижимо, будто скульптурное украшение.
Петрониус был сбит с толку. Что он должен теперь делать?
Неожиданно кто-то потянул его за платье. Зита!
— Пошли, — улыбнулась она, — мы уходим.
— Да, — задумчиво произнес Петрониус. — Вперед, к католическому охотнику!
XXXI
Петрониус открыл дверь в мастерскую Босха и вошел. Вздохнув, прислонился к тяжело закрывшейся за ним Двери. Теперь он тоже стал одним из еретиков, хотя мир вокруг совсем не изменился. Художник проводил Зиту до трактира, а сам отправился домой. Усталость растеклась по всему телу подмастерья. Он нащупал на связке ключ от своей каморки, и тут его взгляд упал на пол. Сквозь щель из-под двери пробивался тонкий луч мерцающего света.
По спине Петрониуса побежали мурашки. Что это значит? За дверью в его комнате явно горела свеча. Петрониус хорошо помнил, что задул огонь, когда уходил. Затем его внимание привлекло открытое окно, через которое он сам пролезал уже однажды. Он же точно закрывал его!
Петрониус крепко сжал в руке тяжелый металлический ключ, чтобы в случае необходимости нанести удар. В два прыжка подмастерье очутился у дверей своей каморки, быстро открыл ее и стремительно вошел.
Петрониус едва не вскрикнул. На его кровати лежал крест, по четырем концам которого горели свечи. Деревянная фигура Христа была переломана, голова и ноги повернуты навстречу друг другу. Что все это значило? Что ему хотели сообщить таким образом? Кому удалось проникнуть в его комнату?
— Я думаю, это предостережение, — неожиданно прошептал кто-то за его спиной.
Не на шутку перепуганный, Петрониус повернулся и невольно замахнулся правой рукой, в которой сжимал ключ. Чья-то сильная рука перехватила удар, и ключ упал на пол. Петрониус увидел кривую усмешку на лице инквизитора.
— Не ожидали?
— Что вы здесь делаете? — заикаясь, спросил Петрониус. — Это вы подложили крест?
Патер Иоганнес мрачно усмехнулся:
— Такое ребячество не в наших правилах! Подобные вещи вселяют неуверенность в тех, кто сомневается в вере. В таких, как вы, Петрониус. Может, вы сошли с пути добродетели и спасения? Кто знает… Затушите свечи, пока не загорелся весь дом.
Петрониус медленно приходил в себя. В голове проносились разные мысли, на лбу выступил холодный пот.
— Что это значит? Кто тут побывал? — запинаясь, продолжил художник, тогда как патер Иоганнес энергично прошел в его комнату, затушил три свечи, срезал их с креста маленьким ножиком, который был спрятан у него в рукаве, и положил их на подоконник.
Четвертую свечу патер вставил в пустой подсвечник у изголовья кровати, потом снял крест и прислонил к стене, а сам сел, будто его попросили остаться. Петрониус наблюдал за непрошеным гостем с удивлением и внутренним протестом.
— Разве я приглашал вас? — пробормотал он.
— Не совсем так, если я не ошибаюсь. Но вы хотели получить ответ, а отвечать легче, когда сидишь. Ведь вы ничего не имеете против?
Петрониус закусил губу и прошипел сквозь зубы:
— Исчезните из моей комнаты! Или вы хотите, чтобы я заявил о вашем присутствии в этом доме?
— Знаете, — патер Иоганнес с удовольствием откинулся назад, — я бы охотно ушел. Но если я покину дом, не выполнив поручения, то уже этой ночью для вас будет зажжен костер. Приговор вынесен!