— Тогда в ней есть пророчество! Только оно могло удовлетворить женщин, — вставил Кайе.
И в тот же миг пожалел о сказанном, потому что патер весь напрягся. Грит твердо продолжала:
— Всадник с рыбой в руке провозглашает конец эры Рыб. Вы, мужчины, ходили по кругу и зашли в тупик. Ваш век удовольствий и лжи прошел. Начинается эра Водолея. Женщины, выходящие из пруда в центре картины, — люди-посевы новой эпохи. Они идут по дороге к власти.
Неожиданно патер вскрикнул и снял с ручки колпачок.
— Это ложь! Я уничтожу картину, разрушу ее до основания. Никто не сможет распространять подобную ложь.
Берле сделал несколько шагов к картине, судорожно сжимая в руке авторучку.
— Патер!
Берле зашипел.
— Не делайте глупостей, патер! — заклинал его Кайе. Грит подошла к Берле, но священник сразу же отреагировал:
— Ни шагу! У меня кислота.
— Чего вы хотите, патер? — спросила Грит.
Сердце Кайе бешено стучало. Где охрана? Передатчик отчаянно звал на помощь.
Грит начала спокойно увещевать патера. Почти незаметно она пододвигалась к Берле и вдруг с криком бросилась на него. Патер отшатнулся, но кулак Грит снизу ударил по его руке. Жидкость из авторучки с бульканьем вылилась на одежду и кожу.
В этот момент в комнату ворвалась охрана и скрутила Берле, который бился и кричал в дикой ярости. Белая пена на его лице смешалась с черными пятнами.
Грит поправила юбку и протянула Кайе авторучку:
— Простые чернила.
Потом она опустилась на табуретку и закрыла лицо руками.
Визг Берле разносился по мастерским, пока патера привязывали к носилкам и выносили вон.
— Боюсь, мы никогда не узнаем, что в этой истории было правдой! — вздохнул Небриха и поплелся прочь из мастерской.
Грит сжала руку Кайе.
XV
— Завтра на улицу Сан-Николас? Для дачи показаний? Хорошо, сеньор комиссар.
С покорным вздохом Кайе положил трубку и взял увеличенные снимки. При всем желании он ничего не мог разобрать даже при помощи лупы. Конечно, там, где Кайе хотел видеть буквы, лицо совы и где крест и круг образовывали символ Венеры, он мог их увидеть, если обвести контуры. Но как только реставратор убирал линии маркера, все формы исчезали в неопределенности. Будто ничего и не было. А если Кайе долго рассматривал снимки, то мог различить на поврежденных местах детали, которые сводили на нет все, в чем Небриха и он были уверены. Может, Антонио де Небриха хотел прочесть то, чего не было? Или они теперь оба бредят, как Берле?
В дверь постучали. Прежде чем Кайе успел ответить, дверь открылась, и в комнату вошел Небриха.
— Вас тоже пригласили в полицию, Михаэль?
— Да, завтра.
— И меня. А вы слышали что-нибудь о Грит Вандерверф?
Кайе покачал головой:
— Нет, ничего. Вы выглядите усталым, Антонио.
Небриха пододвинул к себе стул и сел.
— Я прокрутил все в голове еще раз. И не нашел ответа. Чего хотела эта женщина? Зачем она занималась лечением сумасшедшего патера и почему втянула нас в эту историю?
Кайе откинулся на стуле и посмотрел на коллегу:
— Что значит «втянула»? Опять предположения. Похоже, Берле увлек ее так же, как и нас. Я должен был точнее понять ее намеки относительно картины, прежде чем поверить. Это все химеры, случайные образы, которые вы представили в форме букв и слов.
Антонио де Небриха сидел, облокотившись на спинку стула. Он скрестил руки и положил на них голову.
— Знаки есть, я в этом убежден. Мы просто не видим их истинного смысла.
— Да что вы говорите!.. Правда перед нами, Антонио! Здесь лицо совы на средней части. Я могу различить его, если обвожу. Форма произвольна и случайна.
Небриха вскочил и забегал по комнате.
— И Грит Вандерверф подтвердила толкование картины. Значит, что-то есть. Если мы сумеем доказать лишь часть найденного, научный мир прислушается.
Кайе слишком устал, чтобы спорить.
Исследования, вопросы, телефонные звонки, допросы в полиции, оправдания перед руководством музея — все это измотало его. И конечно, Небриха, чьи исследования построены на сомнительных предположениях. Кайе вынужден был признаться себе, что поступил весьма легкомысленно, поверив коллеге.
— Вы покажетесь смешным, Антонио. Необходимо предъявить бесспорные доказательства. Если будете строить свою теорию на случайных совпадениях, это повредит вашей репутации и репутации музея.
— Сорок восемь часов назад вы еще верили в знаки, Михаэль, — попытался возразить Небриха.
Он словно просыпался от летаргического сна. Антонио взял увеличенные снимки со стола и перевернул их.
— При желании можно различить знаки. Они только…
— Проклятие, Антонио! Поймите же! — Кайе рассердился. — Вы прочли сокращение «PSSNNMR», а я вижу только буквы «V», «А», «В» и так далее. Если я захочу, то смогу найти в этих повреждениях весь алфавит. Но никто не станет серьезно думать, что здесь спрятано какое-то послание.
— Различия в знаках есть, выбранные мной взяты не произвольно, они стоят в определенном порядке, и вам это известно, Кайе.
Реставратор вскочил.
— Качественные различия между знаками! Смешно. Я хотел верить, что они есть, Антонио. Но их нет.
Кайе устремился к другому концу стола, взял увеличенные снимки и пристально посмотрел на них. Его вновь охватили сомнения. Да, Небриха прав. Есть различия, но откуда ему знать, какие различия относительны и позволяют толкование надписей, а какие — нет?
— Черт возьми, Небриха! Я не знаю, чему верить. Знаю только одно: если опубликуете что-то из своих исследований, вам придется оставить работу. Коллеги-специалисты с восторгом передадут вашу должность другому ученому.
— А почему Грит Вандерверф и патер Берле так набросились на картину? Почему он хотел ее уничтожить? Куда исчезла Грит?
— Оставьте меня с вашими заговорщическими теориями. Это смешно.
Кайе расхаживал по комнате.
— Последний раз говорю вам, Михаэль. Задача картины — сеять сомнения. В конце концов на ней Сеть знак совы. Не за каждой птицей стоит так же много толкований. Для одних она олицетворяет мудрость, для других является воплощением зла. На картине рая она сидит у райской реки, у источника жизни, так сказать. Если серьезно относиться к толкованиям Грит, здесь сова предстает в совершенно ином свете. Об этом никто не рассуждал. Она символизирует молчание, Михаэль. Сова сидит в своей пещере и следит, чтобы хранилось молчание о значении и целях картины.
Кайе хотел ответить, но в этот миг зазвонил телефон. Он раздраженно взял трубку.
— Ответь мне, Грит!
Он посмотрел на Небриху. Тот понял намек и вышел из кабинета.
— Где ты, Грит? — прошептал Кайе.
XVI
Кайе лежал дома, на своей кровати, и смотрел в потолок. Однокомнатная квартира реставратора располагалась на улице Святого Винсента. Стул, стол, шкаф для одежды и кровать составляли всю обстановку. Кайе задвинул шторы, так что в комнату проникал лишь тусклый дневной свет.
— Конец патриархата! — бормотал он.
Мысль овладела им, хотя основа, на которой она возникла, могла быть полностью неверной. Где нет знаков, там нельзя спорить об их смысле. И все же все их открытия подходили одно к другому без сучка, без задоринки.
Одна из сцен на створке ада запечатлелась в его памяти. Банкомет в игорном аду. Он лежал, словно распятый, под перевернутым карточным столом. Правую руку проткнул стилет. Демон схватил его за горло и душил. Может, этот человек дал ложные сведения от имени церкви, направленные против порядка этого мира, и за это был низвергнут?
Или был нарушен договор Нового Завета? Тридцать три женщины, резвящиеся в пруду, указывали на божественное триединство великой богини-праматери. Двойная троица как символ сильного всемогущественного возвращения праматери. Типичное трио девы, матери и старухи стояло за этой игрой цифр. Три мойры у греков, три горгоны и три фации, три норны у викингов. Повсюду всплывало число «три», число женщин-богинь. Оно связывало символ Рыб с жизнью Христа, которому было отпущено тридцать три года, и с числом завершения перехода к эре Водолея.